Рубрики
Интервью Размышления

В международных делах правовые вопросы диктуются политической выгодой

PI: Присоединение Крыма к России в 2014 году, явившееся следствием «русской весны» в Крыму и Севастополе, на Западе характеризуют как «оккупацию» Россией или «аннексию». В конце 2014 года на Крым были наложены санкции, установлена своего рода экономическая блокада, сопровождающаяся ограничениями в правах простых людей, в частности, в предоставлении крымчанам и севастопольцам  шенгенских виз.

Однако если Крым был присоединен насильно, значит, он – пострадавшая сторона, тогда почему на него наложены специальные санкции? Не означает ли экономическая блокада Крыма, на самом деле, признания Западом того факта, что воссоединение с Россией явилось добровольным выбором жителей полуострова?

И не подлежит ли наказанию в данном случае не что иное, как тяготение к России, российская идентичность?

На эти темы PI побеседовала с политологом, доцентом кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ, одним из ведущих российских специалистов по постсоветскому пространству и межэтническим отношениям Сергеем Маркедоновым.

 

Любовь Ульянова

Уважаемый Сергей Мирославович, существует точка зрения, что меры, вызванные присоединением Крыма и позицией России по Новороссии, называть санкциями неправомерно, более правильно было бы называть их односторонними действиями. Согласны ли Вы с этим?

Сергей Маркедонов

Думаю, что термин санкции вполне правомерен в данном случае, потому что речь идет об определенных ограничениях. Тем более если иметь в виду, что это были не одноактные действия, а многоактные. Ведь и Россия предприняла контрсанкции летом 2014 года, когда был ограничен ввоз продукции из стран ЕС.

Любовь Ульянова

Какова цель американской и в целом западной политики конкретно против Крыма, его экономической блокады?

Сергей Маркедонов

Санкции рассчитаны на то, что соотношение издержек и приобретений от присоединения Крыма будет не в пользу приобретений. Что издержки перевесят. Издержки в целом по России и конкретно для данного региона. Поскольку Крым стал частью России, то избежать каких-то действий против Крыма было сложно. Невозможно воздействовать на какую-то часть общего организма, не затрагивая его в целом.

Любовь Ульянова

Нацелены ли эти действия на рост недовольства на полуострове, на то, что Крым отвернется от России, также как раньше он повернулся к ней?

Сергей Маркедонов

Действия конкретно против Крыма имеют, скорее, символическое значение. Речь идет о территориальной целостности постсоветских государств. Это один из западных козырей. Я не говорю сейчас, правильно это или нет, но в этой целостности видится некая гарантия того, что Россия не восстановит своего масштабного влияния на постсоветском пространстве. И не создаст в какой-то форме новый Советский Союз. Призрак ресоветизации сегодня снова бродит – по Европе в меньшей степени, по США – в большей. Поэтому территориальная целостность и Грузии, и Молдавии, и Украины, и Азербайджана рассматривается как своего рода страховка от ресоветизации. Хотя сам этот термин вызывает у меня определенные вопросы. Понятно, что Россия сегодня не собирается возрождать экономическую мобилизационную модель, однопартийную систему в виде КПСС или другие реалии советских времен. Речь идет не о сборке Советского Союза в новой форме, речь идет о каких-то интересах, которые есть у России на постсоветском пространстве. Причем о широком спектре интересов – экономических, политических, социо-культурных.

Любовь Ульянова

Понятен правовой статус и оправдание односторонних действий против России – можно утверждать, что так или иначе она нарушила некий кодекс правил. Но нет ли определенного противоречия в экономической блокаде самого Крыма? Если Запад утверждает, что Крым и Севастополь были аннексированы Россией, то почему страдают крымчане? Это означает, что Запад считает их не жертвами, а соучастниками?

Сергей Маркедонов

Безусловно, противоречие есть. Если территория была аннексирована или оккупирована, то она страдает. Тогда ее население мечтает освободиться от оккупанта, в данном случае России, и вернуться в лоно единой Украины, откуда эту территорию незаконно исторгли, попирая нормы международного права. И здесь очевидное противоречие – если это люди страдающие, значит, надо как-то помочь им, вытащить их из-под пяты оккупанта, хотя бы психологически наладить с ними контакт. В случае с Крымом же получается, что акторов этого условного воссоединения с Украиной нет. Отчасти – и только отчасти – мы можем признать таким актором Меджлис крымско-татарского народа. Да, далеко не 100 % населения Крыма выступает за связь с Россией. Настроения есть разные. Но в большинстве своем они, конечно, пророссийские. И это признают не только социологи ВЦИОМа, ФОМа, других российских социологических служб, но и, например, Pews – влиятельная вашингтонская социологическая компания, которая имеет хорошую репутацию в мире социологических исследований.

Любовь Ульянова

То есть в самом факте действий против Крыма есть косвенное признание того, что Крым добровольно присоединился к России, что референдум действительно отражал настроения большинства населения?

Сергей Маркедонов

Конечно. Только прямо это не произносится. Но надо понимать, что политика не строится исключительно на академических строгих принципах, когда все противоречия по возможности удаляются, и логика действует абсолютно. Напротив, в политических действиях противоречия достаточно сильны. И санкции против России, в первую очередь, направлены на то, чтобы побудить и политическую элиту, и население измерить издержки от приобретения и прийти к выводу, что эти издержки слишком велики или вообще неприемлемы.

Любовь Ульянова

Можно ли найти прецеденты в истории последних 100 лет экономической блокады аннексированной территории?

Сергей Маркедонов

Мне ближе постсоветские примеры. Я сразу вспоминаю блокаду против Абхазии, которая началась де-факто в конце 94, а де-юре – в январе 96. Кстати, Россия тогда вместе с Грузией была одним из инициаторов этой блокады, они вместе тогда провели решение о блокаде через Совет глав-государств СНГ. Блокада носила обще-снг-шный характер и вписывалась тогда в противодействие сепаратизму, экстремизму и терроризму. Почему у России была тогда такая позиция? Потому что в начале 90-х абхазские сепаратисты взаимодействовали с чеченскими. И было опасение, что Абхазия может подключиться на чеченской стороне против России. Тогда этого не произошло. Кроме того, в 1998 году Грузия усилила давление для изменения сложившегося статус-кво. После чего Россия стала постепенно сворачивать санкции. Но последние санкции по ограничению винной продукции для российского рынка были свернуты только весной 2008.

Любовь Ульянова

Буквально накануне августа 2008 года?

Сергей Маркедонов

Именно, хотя, очевидно, что Россия уже давно пересмотрела свои подходы по отношению к Абхазии. Далее можно вспомнить, как осенью 2008 года Грузия принимала законодательство об оккупированных территориях. Целый закон, который регламентировал пересечение границы Абхазии и Южной Осетии с Грузией. Естественно, Грузия не признавала границу в качестве межгосударственной, для Тбилиси она является административной границей. Тем не менее, устанавливались направления, в которых можно ее пересекать. Не со стороны, скажем, большого Сочи или не со стороны Северной Осетии, то есть России. А только с грузинской стороны. Вводились уголовная и административная ответственность за пересечение этой границы, за контакты, за бизнес с этими двумя непризнанными, а потом частично признанными образованиями. Новое правительство Грузии – «Грузинская мечта» – существенно смягчило оккупационное законодательство от уголовного наказания в сторону административных мер.

Любовь Ульянова

А были ли санкции против Абхазии со стороны США и ЕС? Или речь идет только о грузинских санкциях?

Сергей Маркедонов

Что касается Запада, то они соглашаются с грузинским подходом к территориальной целостности. Ряд стран (США, Литва, Румыния) и организаций (НАТО, Парламентская Ассамблея НАТО) даже признают территории Абхазии и Южной Осетии оккупированными, но у них ограниченный инструментарий прямого санкционного давления. Другие страны, не педалируя тему оккупации, признают территориальную целостность Грузии. ЕС и некоторые европейские страны по отдельности аккуратно критиковали Грузию за перегибы в оккупационном законодательстве. В отношении Южной Осетии и особенно Абхазии ЕС допускает нюансы. В отношении Абхазии применяется концепция «engagement without recognition» – вовлечение без признания. Можно было бы и в отношении с Крымом сделать то же самое. Сказать: мы не признаем, что Крым – это часть России, но там живут люди, поэтому допустимо какое-то вовлечение, хотя бы минимальное.

Любовь Ульянова

Можно ли найти какие-то международные прецеденты «наказания» аннексированной территории санкциями? Было ли что-то подобное в истории Ирана, Сербии, Кипра?

Сергей Маркедонов

Обычно здесь говорят о двойных стандартах. Но я считаю, что в данном случае такой подход не совсем уместен. У нас часто говорят – вот это не соответствует таким или таким стандартам. Однако в каждом конкретном случае страна решает определенную задачу. Если страна считает, что это ее интересы, она в общем-то не заглядывает в некие справочники стандартов, чтобы сверить с ним свои действия. Мы видели очень разное отношение к сепаратистским практикам у США и европейских стран. Когда распадалась Югославия, то европейские страны, в первую очередь, Германия и Австрия, очень быстро признали Словению и Хорватию. И им не помешало то обстоятельство, что именно Хорватия имела массу спорных вопросов с Сербией, и конституционных, и пограничных, и вопросов, связанных с этническими меньшинствами. В случае же с Боснией, в которой конфликтовали и вели фактически в том числе и военные действия даже не две, а три общины, Европа настояла, чтобы Босния осталась единой. Тогда не допустили ее раздела на три части – сербскую, которая ушла бы к Сербии, хорватскую, которая ушла бы к Хорватии, и собственно боснийскую, которая и стала бы мусульманским боснийским государством. Напротив, принцип территориальной целостности вышел на первый план. Этот же принцип абсолютно поддерживается в отношении Грузии, Азербайджана, Украины, Молдовы. Но когда в Сербии возникла ситуация с Косово, этот принцип сразу забыли.

Любовь Ульянова

А в случае с Кипром?

Сергей Маркедонов

В случае с Кипром, напротив, поддерживается принцип территориальной целостности. Но при этом нет каких-то жестких санкционных действий – сопоставимых с крымскими – против Турции, которая, по сути, оккупировала 38 % острова. Хотя это действия против отдельного независимого государства, там находятся турецкие войска, целый турецкий корпус. Но никто же не ставит Турцию в положение изгоя. Более того, у Турции вторая по численности после США армия в НАТО. Поэтому казус всегда индивидуален.

Любовь Ульянова

Сейчас речь идет о санкциях против государства, аннексировавшего территорию, а не против самой этой территории…

Сергей Маркедонов

Да, пожалуй. В свое время вводились санкции против Сербии, тогда это была еще Югославия. Но это были санкции против всей Сербии. Не было санкций против Сербской Краины или против Республики Сербской в Боснии. Против отдельных республик тогдашней единой Югославии санкций не было. При том, что за пределами Сербии и Черногории были территории, которые находились под косвенным неофициальным контролем Белграда, это были непризнанные республики, но против них санкции не вводились. Что касается Ирана, то не было случая, чтобы Иран присоединил какую-то территорию в Ираке или Азербайджане. Санкции против Ирана были санкциями против целой страны, притом не связанными с территориальными изменениями.

Любовь Ульянова

Получается, что ситуация с экономической блокадой Крыма все-таки уникальна?

Сергей Маркедонов

Да, но возвращаясь к примеру про Абхазию и Южную Осетию, хочу отметить, что они не стали частью Россию, в отличие от Крыма.

Любовь Ульянова

Если ситуация с Крымом беспрецедентна, то как можно оценить эту политику? Является ли она наказанием за россиецентризм? Что любое тяготение к России должно быть наказано?

Сергей Маркедонов

На мой взгляд, задача состоит в том, чтобы показать: заявка, сделанная Россией, ей не по зубам. Отсюда – ограничения, касающиеся отдельных политиков, управленцев, ограничения в экономической деятельности, в области технологий, банковской деятельности. Наказание ли это за россиецентризм? Если цинично говорить, то в каком-то смысле да. Не признается логика доминирования России на постсоветском пространстве. Это воспринимается западными странами в качестве угрозы. Не будем сейчас говорить, правильно это или нет, в какой степени это фобии или прагматическая политика.

Любовь Ульянова

Есть ли у России какие-то международные инструменты, чтобы доказать неправомерность санкций против Крыма? Ведь люди же не крепостные. В условиях начавшейся гражданской войны они сделали свой выбор, который на самом деле является правом нации на самоопределение.

Сергей Маркедонов

Я боюсь, что достаточных инструментов нет. Это вопрос союзников. Но здесь даже страны, которые «подмигивают» России, – Индия, Китай, Иран – поддерживают статус-кво. Для них передел границ неприемлем. Они не хотят усиления и доминирования США и в какой-то степени рассматривают Россию как противовес глобальному американскому доминированию. Но они не готовы поддерживать именно формальные юридические изменения границ. Особенно китайцы и иранцы. Это тоже полиэтничные сложносоставные образования. Я не вижу, кто бы мог поддержать российскую позицию на международной арене. Скорее всего, данный вопрос будет решен после какого-то прогресса вокруг Донбасса. Когда будет достигнуто не то чтобы разрешение конфликта, но его заморозка, прагматизация. В Европе есть группа стран, которые были бы заинтересованы в смягчении санкционнной политики (Италия, Греция, Кипр, Австрия). Но пока что сторонники этого подхода внутри Евросоюза не достигли какого-то критического перевеса в свою пользу. Даже эти страны не посягают, так сказать, на «основы».

Любовь Ульянова

А с правовой точки зрения? Есть ли в распоряжении России какие-либо юридические инструменты?

Сергей Маркедонов

Это невозможно в условиях, когда система международного права находится в глубоком кризисе, и каждый его использует, как хочет. Ялтинско-потсдамский мир рухнул, созданная им система международного права не работает, потому что она не отражает современный расклад сил. С таким же успехом мы можем апеллировать к законам царя Хаммурапи. Кроме того, если говорить о юридическом аспекте, то для западного мира Россия нарушила Будапештский меморандум 1994 года. Всё. Этот аргумент самодостаточен. Не потому что на Западе доминируют любители права, просто это удобный аргумент для политических действий. Всякого рода правовые вопросы в международных отношениях базируются на политической выгоде и раскладе сил.

Автор: Сергей Маркедонов

ведущий научный сотрудник Центра евро-атлантической безопасности Института международных исследований МГИМО МИД России, главный редактор журнала «Международная аналитика»