История России предреволюционного периода дает много поводов для размышлений о студенческом протесте и об активном использовании стен университета для политической агитации. Срывы лекций и публичных выступлений руководства ВУЗов, закрикивание профессоров, митинги в аудиториях – это весьма типичные картины университетской жизни конца XIX – начала ХХ века в России. Однако это весьма и весьма характерные эпизоды 1968 года во Франции.
Означает ли неприятие политической деятельности студентов в стенах университетов отрицание любой студенческой активности? Какие формы студенческой активности допустимы в университете, а какие нет? И, наконец, какими реальными возможностями обладают студенты для участия в управлении собственным образованием сегодня в России – обо всем этом выпускающий редактор сайта Русская Idea Любовь Ульянова побеседовала с историком русской философии, заместителем декана философского факультета МГУ Алексеем Козыревым, человеком, который по роду своей деятельности вынужден искать правильные формы взаимодействия со студенчеством в стенах университета.
Любовь Ульянова
В начале ХХ века в русской консервативной философии была сформулирована идея педократии. Наиболее известное изложение этой идеи содержится в работе Сергея Булгакова «Героизм и подвижничество», вышедшей в «Вехах» в 1909 году. На Ваш взгляд, каковы истоки педократии?
Алексей Козырев
Если абстрагироваться от этого не слишком благозвучного названия, то прежде всего надо посмотреть: что же вкладывать в слово «пайс», ребенок, от которого происходит корень «педо». До эпохи романтизма детство вовсе не считалось некой ценностью, скорее, оно трактовалось как состояние незрелости, неполноценности. Вспомним изречение Гераклита «век – дитя играющее, кости бросающее, дитя на престоле», в котором история отождествляется с ребенком, не имеющим разума, делающим, что ему заблагорассудится, играя в кости. Ребенок – проводник незримой воли, божественного случая. Романтизм наделил ребенка некой богоизбранностью. Он – свой в семье богов, чужой в семье людей. Существо еще не вполне рассудительное, и в то же время – наделенное особым мирочувствованием, непосредственностью, проводник неких божественных энергий, воли божественного провидения. Поэтому он имеет право на особое отношение к себе со стороны взрослых, социума. Отсюда – знаменитый ленинский афоризм «все лучшее – детям».
Любовь Ульянова
А почему именно детям?
Алексей Козырев
Действительно, собственно, почему детям, с какой стати? Уместно вспомнить строки из стихотворения «Стоицизм» Бориса Поплавского, рано ушедшего, но гениального поэта эмиграции первой волны: «Было душно. В неуютной бане Воровали вещи, нищих брили. Шевеля медлительно губами, Мы в воде о сферах говорили. И о том, как отшумев прекрасно, Мир сгорит, о том, что в Риме вечер, И о чудной гибели напрасной Мудрецов детей широкоплечих». Ребенок и есть мудрец. Ребенок-небожитель. Ребенок-философ.
Любовь Ульянова
«Вехи» соответствуют этому настроению?
Алексей Козырев
Для Сергея Николаевича Булгакова педократия – это общая характеристика интеллигенции, в которой сочетается минимализм и максимализм, свойственные, прежде всего, учащейся молодежи. Минимум опыта и знаний, и максимальные амбиции общественного переустройства. «Мы пришли, чтобы изменить мир!» Георгий Федотов, историк и публицист, в общем, тоже принадлежащий к «веховской» школе мысли, напишет в эмиграции в середине 30-х статью «Конец педократии». Но там он будет говорить уже о педократии по-советски, обобщая опыт первых пятилеток. Молодежь занимает ключевые посты, потому что советская власть – это такая соковыжималка, долго при ней не живут. Конечно, это был достаточно предвзятый взгляд из-за рубежа, нельзя списывать со счетов и социальный энтузиазм, раскрепостивший или, вернее, выплеснувший на поверхность огромный пласт социальной энергии. Схожие булгаковским характеристики можно найти в эмигрантских работах Бердяева, где он пишет, что фашизм – это диктатура молодежи. Относительно русской интеллигенции эту проблему обозначил Тургенев своим знаменитым романом «Отцы и дети». Видимо, это последствия романтического сознания, причем больного романтического сознания, последствия убыстрения истории, разрыва поколений.
Любовь Ульянова
Предпосылкой педократии является конфликт поколений?
Алексей Козырев
Да, с разрушением свойственной средневековью и раннему капитализму преемственности сословной, профессиональной и даже бытовой – когда отец обучает сына своему ремеслу и со временем передает ему свое дело, возникает проблема конфликта поколений. Дети непременно должны быть соперниками своим отцам. Показательна фраза из «жития» Владимира Ленина – «мы пойдем другим путем», пусть по отношению не к отцу, а к старшему брату. Молодое поколение, которое выходит на авансцену, дерзает заявить о себе как о поколении, исповедующем иные ценности, иное мировоззрение, иное кредо. Обращу внимание, что речь не идет об обязательной смене патриархального традиционного религиозного на атеистическое революционное и богоборческое.
Любовь Ульянова
О каких примерах идет речь?
Алексей Козырев
Возьмем Флоренского. Его отец был представителем поколения «детей» – инженером-технократом, строящим железные дороги на Кавказе. А сын становится любителем всякой мистики, чудес, гофманиады, а потом православным священником. Это обратная ситуация по отношению к революционерам – выходцам из семинарий – Сталину-Джугашвили, к примеру. Да и сам Булгаков позднее, в эмиграции, окажется в положении отца по отношению к поколению детей – евразийцам Петру Савицкому и Николаю Трубецкому. Они рвутся к власти, но это не революционные демократы и нигилисты, а скорее консерваторы, зовущие к реакции, бытовому исповедничеству, автократии и православной идеологии взамен марксистской. А Булгаков в то время становится провозвестником «живого предания», обновления церковной жизни на началах христианской общественности. Здесь опять ситуация недовольства детьми. Но в угол их надо было ставить совсем не за то, за что надо было наказывать нерадивых студентов в «Вехах».
Любовь Ульянова
Получается, что возраст играет важную роль в данном случае…
Алексей Козырев
Безусловно. И в мировой философии есть прекрасные и весьма актуальные рассуждения о возрасте. Так, Аристотель в третьей книге «Риторики» сравнивает юношей и стариков. Юноши пылки и доверчивы, старики медлительны и подозрительны. Юноши искренни и верят в идеалы, горячи. Старики уже охлаждены временем, убеждены, что над всем властвует расчет и прагматизм. Аристотель дает нам антимодель, состоящую из двух крайностей. Но есть и золотая середина – человек в возрасте акме. Он в меру импульсивен и в меру рассудителен, в меру консерватор и в меру либерал, в меру горяч и в меру холоден. Сегодня – как и ранее – мы имеем дело с юношеским максимализмом, стремлением установить свои правила, причем не для себя только, не только для своего поколения, не только для своего круга общения. А установить их вообще и навсегда. Например, на нашем факультете идет дискуссия с молодыми социальными философами, социологами. Они говорят: ваше поколение отцов не установило правил и норм игры, например, правил академического отбора, по которым необходимо принимать решение, кто должен работать в университете, а кто нет. А мы эти правила установим. Вы упустили свою возможность, в скобках подразумевается, что у вас был 91 год. У вас было замечательное время, когда можно было все поменять. Сегодня подобная критика довольно часто звучит в среде левых интеллектуалов – какие же вы, отцы, недотепистые. В Германии удалось после падения Берлинской стены произвести люстрацию, а вы не произвели. Надо было тогда почистить университет от старой марксисткой профессуры. И сегодня все было бы по-другому.
Любовь Ульянова
Эти аргументы работают сегодня в среде молодежи?
Алексей Козырев
Не только работают. Они их применяют на себе. «Мы эти правила разработаем, зададим». И когда смотришь, как они собираются их задавать, по каким критериям, по каким параметрам они оценивают академическую активность, а самое главное – что умеют они сами, с каким мастерством они работают, то видишь, что напора и претензий там больше, чем профессионализма и компетентности, а предлагаемые решения подчас весьма абстрактны и примитивны.
Любовь Ульянова
И что же они предлагают?
Алексей Козырев
Например, одна студентка предложила устраивать на ученых советах регулярные опросы студенчества относительно качества преподавания и в зависимости от результатов этих опросов лишать преподавателей стимулирующих выплат или же, напротив – награждать бонусами. Да, студенчество должно иметь отношение к оценке качества преподавания. Оно имеет право выразить свое недовольство или удовлетворение. Недовольство, как правило, высказывается ногами, когда студент не ходит на лекции тех преподавателей, слушать которых ему не хочется. Однако в этом предложении речь о принципиально ином – об участии студенчества в управлении самим процессом образования. Выплата зарплаты или прохождение по конкурсу – это часть управленческого процесса. «Допустите нас! Мы будем сами решать, кто нам нужен!» – говорят они. И это как раз та педократия, о которой говорили наши религиозные философы.
Любовь Ульянова
А могут ли студенты принимать участие в управлении университетом?
Алексей Козырев
Согласно Уставу Московского университета, студенты могут принимать участие в управлении. Есть ученые советы, куда входят председатель студенческого совета, председатель Совета молодых ученых, который является аспирантом или молодым преподавателем. Более того, в ученый совет могут входить представители студенческих курсов по одному от курса. Однако у курсов не хватает степени самоорганизации, чтобы провести легитимные выборы своих представителей. В любом случае представители студентов участвуют в работе ученых советов. При голосовании по конкурсным делам они бросают свой шар, могут высказать свое мнение публично, могут выступить при обсуждении тех или иных кандидатур. Сказать, что студенты отстранены от управления академическим процессом, мы никоим образом не можем. Но здесь же речь идет не об участии в управлении академическим процессом, а о создании структур, контролирующих это управление. Университет – это иерархическая корпорация. Есть два типа заведений, пока еще сохраняющих в современном мире свою определенную иерархичность – это университет и это армия. Там есть люди старшего звания и младшего звания, там есть коллеги и те, кто ими еще не стал, а только соискатель. Разрушение устройства этой корпорации, поспешная неумеренная и ненужная ее демократизация не ведет ни к чему, кроме как к ее разрушению и гибели. Таково колесо времен. Молодые становятся взрослыми, начинают осуждать то, что они делали в молодости. Становятся администраторами, осуществляющими контроль и даже насилие над теми, кого они администрируют. Все повторяется вновь.
Любовь Ульянова
Какие еще есть возможности у студентов?
Алексей Козырев
Скажем, университетский семинар. Университетский семинар – это место для дискуссии. Если студент говорит то, что мне не нравится, я как преподаватель могу высказать, что я думаю по-другому. Почему бы на семинарах не поставить вопрос о том, как осуществлялся генезис и формирование тех или иных образовательных программ и стандартов, университетских курсов по социальной философии или онтологии? Я не считаю, что студент не может это анализировать. Студент призван к разного рода учебной, образовательной, социальной практике. Другое дело, когда это обсуждение переходит в практическую плоскость требований, причем требований, высказываемых демонстративно. Могу привести пример подобного современного троцкизма. Лет пять назад профессор из Университета Бордо III Мишель Монтень, с которым я сотрудничаю, рассказывал мне следующее. Студенты прогоняли через строй позора преподавателей, которые не отказались от чтения лекций. Потому что чтение лекций – это радикально устаревший, насильственный, недопустимый способ внедрения знаний в голову студентам. Поэтому те преподаватели, которые настаивают на чтении лекций и не перешли на форму контроля самообразования студентов, должны быть пригвождены к позорному столбу. Такие формы откровенного троцкизма я считаю недопустимыми.
Любовь Ульянова
Есть ли в стремлении молодежи контролировать процессы внутри университета определенная политическая подоплека? Может ли здесь возникнуть связка с проведением определенных политический акций, студенческих протестов? И когда возникает эта связка? Вспоминается ситуация накануне Первой русской революции. Тогда было множество студенческих протестов, за что исключали из ВУЗов, накладывали административные наказания в форме высылки. И профессора нередко вставали на защиту студентов, вступая в конфликт с руководством ВУЗа и Министерством образования, дело доходило до коллективных увольнений в знак протеста. Такая поддержка профессуры провоцировала студентов на дальнейшие акции, забастовки, пикеты и тому подобное.
Алексей Козырев
Это выглядит очень увлекательно и задорно, когда профессора отправляются вместе со студентами куда-нибудь, скажем, на Болотную площадь, сливаясь в экстазе протеста против тиранического режима. Но одни при этом перестают учить, а другие перестают учиться. «Мы диалектику учили не по Гегелю, бряцанием боев она врывалась в стих». Давайте отменим занятия и пойдем махать вместе какими-нибудь транспарантами. Мы помним, к чему это привело в 1905 году, когда было, по сути, отменено празднование юбилея университета. И Сергею Трубецкому – человеку достаточно левых убеждений – пришлось ехать к министру народного просвещения, чтобы спасать университет от закрытия и введения полиции. Наше студенчество в значительно меньшей степени политизировано, чем в 1905 году.
Любовь Ульянова
Согласно Сергею Булгакову, педократия возникает в условиях, когда есть некие внешние силы, заинтересованные в активизации студенчества на политическом поприще…
Алексей Козырев
Да, сегодня многие стараются специально политизировать студенчество. Например, принимая экзамен по конституционному праву, задать студенту вопрос, что было неконституционным в присоединении Крыма. Какие статьи конституции России и какие нормы международного права были нарушены при присоединении Крыма к России. Я не моделирую ситуацию. Я привожу конкретный вопрос, заданный студенту на экзамене в одном из элитных московских вузов. И поставить двойку, если он не назовет нормы, которые, с точки зрения преподавателя, нарушила его страна.
Любовь Ульянова
Это отражение представлений о том, как надо воспитывать молодежь?
Алексей Козырев
Да. Но разве в этом состоит воспитание юношества – в навязывании своих политических убеждений, совпадающих или диаметрально отличных от общепринятого тренда? Воспитание в том, чтобы научить студента дискуссии, научить его уважать мнение другого человека. Я недавно был на поминках по Игорю Ивановичу Виноградову, главному редактору журнала «Континент». Один из выступавших очень хорошо сказал: интеллигентный человек познается по интонации, а не по тому, какие политические убеждения он исповедует. Люди разных политических убеждений могут разговаривать друг с другом, если они находятся в рамках одной культуры, цивилизованного обсуждения, а не в рамках летучих троцкистских отрядов, которые должны прийти и подобно новым гуннам показать всем, где раки зимуют.
Любовь Ульянова
Как адекватно реагировать на студенческие протесты? Можно вспомнить ситуацию в РГГУ, когда студенты сорвали лекцию приглашенного в качестве лектора Николая Старикова, элементарно закричав его.
Алексей Козырев
Юношеству свойственна гиперактивность. Флоренский со товарищи создал в Тифлисе Христианское общество борьбы – ХББ. Это была, по сути, полуэкстремистская организация, со своей подпольной типографией, и своими деньгами. Она издавала листовки, газеты с заголовками типа «Встань, спящий», призывая к террору, поднимая на щит имена Желябова и Перовской. Она пыталась поставить вопрос об освящении террора православием. Ведь это террор за освобождение народа. Значит, он свят.
Любовь Ульянова
Напоминает некоторые современные тенденции…
Алексей Козырев
Мы во многом идем по тому же пути. Когда во имя благих целей мы прибегаем к поведению дурного вкуса, хамству, тщеславию, гордыни публичности, стремясь попасть на телеэкраны и в ленты новостей, то дети начинают вести себя плохо. Взрослые потворствуют этому и фактически развращают малолетних. Создание летучих отрядов, которые будут в тестовом режиме ходить по разным университетам и разгонять то, что им не нравится – я вижу в этом не то, чтобы большое общественное зло, а дурной пример, который заразителен. Завтра они придут в синагогу, и им не понравится, что люди там ходят в головных уборах. Послезавтра они устроят драку с мусульманами, потому что они не так празднуют свои религиозные праздники. Или разнесут какой-нибудь музей, который не так, с их точки зрения, интерпретирует историю. Историю ведь можно по-разному интерпретировать. Надо прийти туда и нагадить. Как сказал Алексей Константинович Толстой – «но сад испортить надо, затем, что он цветочный».
Любовь Ульянова
Имеет место стремление к разрушению?
Алексей Козырев
Страсть к разрушению, которая есть в обществе и которую прекрасно описал молодой Бакунин, никуда не делась. Эти бесы все еще живут в нас. Анатомия протеста, алхимия протеста примерно одинакова. Надо почуять в себе семена злобы и разрушения и тогда то, что я буду делать, покажется мне праведным и справедливым. Надо бороться за истинные ценности либерализма, патриотизма, православия – значит, я могу прийти в чужой дом и устроить там все, что я хочу. Ситуация пикета в РГГУ напоминает такое поведение дурного вкуса, которое студенты осуществляют, может быть, не совсем понимая, что они делают, а взрослые сознательно подбадривают и провоцируют их на это.
Любовь Ульянова
Какое место занимает манипуляция в студенческом протесте?
Алексей Козырев
Студенческая субкультура очень сложна, многогранна. Совсем не обязательно здесь может иметь место сознательная манипуляция, сознательный вброс. По принципу – проплатили человеку, и он пришел в университет баламутить студентов. Это иногда следствие сознательно занятой позиции, своего выбора, своих убеждений. Стремление понравиться кому-то, вписаться в какой-то идеологический тренд. Для преподавателя это способ показать себя лидером, популярным среди студентов. Можно это сделать через учеников, которые защитят кандидатские и докторские диссертации, и через 50 лет напишут о своем учителе. А можно добиться минуты славы. Я – рейтинговый преподаватель. Я признан, я авторитет. За мной идут студенты. Куда? В РГГУ – громить лекцию. Такая форма поддержания репутации преподавателя тоже возможна и тоже существует. Вопрос в том, какая программа достижения репутации выбирается преподавателем – долгосрочная или краткосрочная. Совсем не обязательно здесь может иметь место некое внедрение. В конечном итоге, студент – человек самостоятельный и выбирающий свою позицию. Мы учим студентов выбору своей позиции. Как-то одна бывшая студентка сказала мне: «Вы, конечно, за Украину». Я ответил, что, в общем-то, нет, я с самого начала был противником Майдана. Она изумилась – «как же так, ведь вы же нас учили…» Да, я учу студентов делать свой выбор. И это их выбор. Каким будет этот выбор – я не знаю.
Любовь Ульянова
Означает ли неприятие педократии отрицание любого политического активизма?
Алексей Козырев
Для начала существует молодежная активность в форме общественных союзов – религиозных, как Православный союз молодежи, экологических, волонтерских, добровольческих организаций. Это своего рода общественное служение. В волонтерские объединения вовлечено достаточно много молодых людей. В 2011 году я был на слете в Севастополе, организованном Фондом Андрея Первозванного, а именно – нашим выпускником Павлом Федосовым, артистом, музыкантом, поэтом. В этом слете участвовало около 60 молодых людей, которые ведут свои добровольческие проекты в разных городах России. А может быть активность не служения, а борьбы, противостояния, протеста. Некоторые мои студенты участвуют и в штабах организаций, связанных с оппозицией. Ничего недопустимого я в этом не вижу. Рассматривать это как факт воздействия на студента, если он успешно учится, посещает занятия – нет оснований. Часто бывает, правда, что студент увлекается общественной активностью – не важно – работает ли он в студсовете или снимает патриотические фильмы в поддержку Донбасса, но пропускает лекции, не успевает, имеет хвосты. Невозможно внушить всем одинаковый формат, шаблон общественного действия. Но это должно происходить в рамках культуры взаимного уважения. Понятно, что в революционные периоды волна перехлестывает через борт. С этим ничего нельзя поделать, но нужно сохранять признаки человечности. Помнить, что мы – люди, что есть неприемлемые, разрушительные формы социального поведения. Общественная активность должна быть созидательной. «Страсть к разрушению – творческая страсть». Разрушили. Насладились. А дальше что?
Любовь Ульянова
В рамках университета допустимы разные формы общественно-политической активности, главное, чтобы они не влияли на учебный процесс?
Алексей Козырев
Формы политической активности допустимы среди студентов. Но они не допустимы в Университете. Например, в МГУ есть Общественно-политический клуб, куда приходят известные политики и выступают перед студентами. Но это в одной-единственной аудитории. Есть преподаватель, руководитель этого клуба. Есть определенный порядок проведения этих мероприятий. Они не могут проходить как угодно, где угодно и с кем угодно. Если студенты хотят провести какое-то мероприятие в стенах университета, они должны написать заявление в деканат, должен быть назначен ответственный среди преподавателей за это мероприятие. Тогда студентам может быть выделена аудитория. Но университет не может использоваться как площадка для студенческой политической активности, в смысле агитации в поддержку каких-то партий, движений.
Любовь Ульянова
Могут ли политики приходить в университет?
Алексей Козырев
Присутствие в университете политиков – не политики – вопрос более тонкий, нюансированный. Вопрос, в качестве кого и зачем пришел данный политик. Например, на Панаринских чтениях выступал Cергей Миронов. Но он выступал не как председатель «Справедливой России». Или Владимир Якунин, который является заведующим кафедрой государственной политики на факультете политологии МГУ. Понятно, что это чиновник высокого уровня, причастный к современной российской политике, хотя он позиционирует себя также и как общественный деятель, сопредседатель Мирового общественного форума «Диалог цивилизаций». У нас и Алексей Венедиктов выступал, рассказывая о своем опыте журналиста и редактора рейтинговой радиостанции, правда это было несколько лет назад. Недавно в МГУ состоялась лекция Валери Жискара д’Эстена. Аудитория была забита битком. Студенты и преподаватели стояли, сидели на ступеньках. И в конце лекции зал стоял при вручении ему диплома почтенного профессора МГУ. И люди пришли вовсе не потому, что их согнали, или что они хотят заниматься политикой. Они пришли посмотреть на легенду Европы ХХ века. Такой формат мероприятия я не могу назвать политическим. Это ведь не часть избирательной кампании Жискара д’Эстена. Это знакомство с социально-политической историей Европы ХХ века. Бывают политики, которые являются руководителями научных лабораторий, центров. Почему же они не могут выступить в университете?
Любовь Ульянова
Тогда где же грань политического в университете?
Алексей Козырев
Я против того, чтобы университет использовался как площадка для проведения предвыборной кампании, как площадка для вербовки и агитации. Но если человеку есть, что сказать – как ученому, гражданину, общественному деятелю – он может прийти в университет и выступить, если университет того пожелает. Тем более, если человека пригласили, хамить и вести себя некорректно по отношению к гостю – в университете недопустимо. В случае с РГГУ имела место настоящая провокация. Поразительно, но этот опыт «слева» повторяет тот совершенно нелевый советский опыт, когда достаточно было сказать одно слово, и ты оказывался меньшинствующим идеалистом, тебя выводили за пределы университета. А насколько далеко – на пенсию, на Соловки или на тот свет – это было делом специально обученных людей, определявших дистанцию отдаления от университета. Здесь то же самое, и не важно даже, какими словами это называется – география сообщества, траектории и другими терминами, иногда заимствованными из баллистики.