В клубах дыма, которые поднимаются над Сирией, каждый старается разглядеть свое. Многочисленные аналитики с российской стороны видят в этом настоящий прорыв: многополярный мир, о котором столько говорили наши власти и наши консерваторы, внезапно начал обретать реальное содержание. Западные партнеры растеряны, чего не скрывают ни в американских, ни в европейских СМИ.
Однако, мне кажется, что происходящее куда серьезнее. Мы с вами являемся свидетелями настоящих тектонических изменений не только в политике или в геополитике, во всех областях привычной жизни. Возможно, удары наших ракет по сирийской территории из акватории Каспия когда-нибудь назовут подлинным началом двадцать первого века. Вместе с той нобелевской премией, которая была присуждена Светлане Алексиевич. Как ни странно и ни смешно, но это явления одного порядка. Не только потому, что в Швеции приняли ангажированное политически решение, показав нам очередную козу в ответ на наши глобальные претензии, но и потому, что нобелевский комитет, сам того не желая, выступил впервые в качестве антиглобалистов. Мы же привыкли, что антиглобалисты – это какие-то странные люди, леваки и неформалы в причудливых одеждах, которые кочуют по странам мира, пытаясь сорвать то семерки, то восьмерки, то опять семерки. Нет, как видим, сегодня это респектабельные мужи в высоких кабинетах.
Часто говорят, что мы сегодня скатываемся к новой холодной войне. А иногда считают, что она уже началась и вовсю идет. Однако ж, во время холодной войны, во время биполярного мира существовало два основных проекта развития – советский и американский. Но при этом мир был в целом един. Для всех игроков существовала всего лишь одна реальность. Сколько бы Никита Сергеевич не стучал каблуком в ООН, сколько бы карикатур не рисовали стороны, пытаясь ужалить друг друга, но соревнование шло по определенным правилам. Это с нашей стороны звучало как “догоним и перегоним”: гонка вооружений, космическая гонка, спортивные соревнования, культурный взаимообмен – все, в общем, понимали, чего хотят достичь, все вращалось вокруг глобальных институтов, авторитет которых сторонами не оспаривался. В число этих институтов входили и ООН, и та самая шведская академия. Если посмотреть объективно, то существовавшую до Второй Мировой войны колониальную систему Советский Союз и Соединенные Штаты взламывали потом вполне солидарно, соревнуясь лишь в том, какие новые страны третьего мира к какой системе ценностей отойдут.
Нобелевский комитет ведь и раньше много раз принимал политически мотивированные решения. Одним из таких решений было присуждение премии Б.Л. Пастернаку. Сегодня мы знаем, что продвижению романа “Доктор Живаго” активно способствовало ЦРУ. Это не теория заговора, это большой материал в солидной Вашингтон Пост. Вряд ли, конечно, сам поэт знал о такой медвежьей услуге. А вот советские спецслужбы наверняка знали. Но вместо того, чтобы сработать на упреждение и опубликовать этот роман в СССР миллионным тиражом, чтобы из ушей полезло, они предпочли действовать другими методами, весьма, как мы теперь понимаем, непродуктивными. Вместо того, чтобы отпустить Пастернака в Стокгольм, поздравить его и поднять на щит, устроили действительно глупую травлю. Хотя при этом можно сказать, что столь болезненное восприятие премии для Пастернака было вызвано именно тем, что в Союзе непререкаемый авторитет нобелевской премии признавали. Как раз поэтому политические шаги шведской академии были столь эффективны.
Проигрыш в холодной войне заключался в том, что советский (прежде всего русский) народ разуверился в собственном проекте. Ни талоны, ни очереди, ни отсутствие кока-колы и джинсов – ничего из этого не подействовало бы, если бы у людей в массе своей оставалась то самое чувство нахождения “на правильной стороне истории”.
На какой-то момент у нас здесь вполне себе приняли концепцию однополярного мира и согласились с лидирующей ролью Штатов. Увы, быстро оказалось, что единственная супердержава со своей ролью никак не справляется. Это стало понятно еще до Югославии, со времен первой чеченской. А потом все увидели, что, вероятно, концепция однополярного мира и единого проекта невозможна вообще.
Сегодня положение дел в корне отличается от положения, которое существовало во время холодной войны. Если США по-прежнему живут и действуют в рамках своего собственного проекта, то у России никакого проекта не существует. Когда наши либералы ехидно спрашивают у оппонентов, что же сегодня Россия предлагает миру, им отвечают сухо одним словом: суверенитет. Как ни смешно, это слово для мира сегодня аналогично слову “свобода”.
Генри Форд говорил, что его автомобили могут быть любого цвета, если этот цвет черный. Наши американские партнеры говорят, что вы можете жить как хотите, если вы живете, как предписывают США. Само собой, это не свобода. Даже не ее иллюзия. Наши либералы обожают фразу “зачем изобретать велосипед”: вот же, мол, есть прекрасная американская политическая система, копируй ее да и пользуйся. Но что, если мы вообще не хотим ездить на велосипеде? На тракторе хотим, на трамвае. А может быть – прогуляться пешком. Любой народ является самостоятельным и вправе сам выбирать, при каком строе ему жить. При социализме советского образца, при монархии. Голосовать за своего президента раз в четыре года, раз в год или раз в десять лет. Иметь ограничения по двум срокам или не иметь таких ограничений. Все это внутреннее дело людей, живущих в тех или иных границах. Это и есть то, что Россия предлагает миру: взрослость. Сами большие, сами решайте. В некотором смысле, это, конечно, возвращение к девятнадцатому веку, когда делегация из республиканской Америки спокойно прибывала ко двору нашего Императора, и такая встреча двух абсолютно разных политических систем не смущала никого. Все расшаркивались и улыбались. Сегодня же Штаты держат всех, даже своих союзников, на крючке. Сегодня они обнимаются с саудитами, а завтра внезапно прозреют и увидят, что на Аравийском полуострове нет никакой демократии.
В результате сложилась ситуация, при которой наши идеологические противоречия с Западом де-факто минимальны. Зато мы абсолютно по-разному видим реальность. Живем в разных реальностях, если можно так сказать. Поэтому все глобальные институты стремительно утрачивают для нас свое значение, перестают обладать каким-либо авторитетом. Мы сверяем их деятельность с той реальностью, в которой существуем и понимаем, что они не совпадают даже в мелочах. У нас давно перестали обращать внимание на рейтинги многочисленных агентств, традиционно располагающих Россию в самом конце любых списков. Нельзя же врать постоянно. Но объективные данные нам нужны, поэтому, полагаю, вскоре у нас появятся собственные агентства. Нобелевка, которая стала окончательно ангажированной прозападной премией, заставляет нас задумываться о создании собственных международных премий. Поскольку дело касается не только нас одних, возможно и рейтинговые агентства, и премии в области культуры, и оценки научных достижений будут создаваться, вручаться и определяться на базе тех новых организаций, в которых мы сейчас существуем: БРИКС, ШОС, других. Это, безусловно, обозначает глобальный раскол.
Пока наша либеральная публика надеется, что Россию вот-вот “нагнут”, “сделают”, что наш лидер разделит судьбу Милошевича и Каддафи, сам мир меняется. Россия, конечно, может проиграть. Это история, тут ничего не поделаешь. Но возврата к прежней системе взаимоотношений не будет точно. Это тоже история. Тот закат Запада, о котором говорили столетия назад, происходит на наших глазах. Это же не означает, что он закатится совсем за горизонт. Это просто означает, что Запад из основной движущей силы цивилизации превратится в один из ее центров со своей реальностью, в которой торжествует Кончита Вурст и венчают однополые пары. В тот момент, когда Америка была еще христианской, она давала 44% мирового ВВП. Сегодня, когда там устанавливают статуи бафомета, экономика дает лишь 16%. А наши либералы нам продолжают утверждать, как благотворно культура меньшинств сказывается на уровне жизни. Божья роса.
Судорожный неоколониализм (качать ресурсы будем заново, а вот от бремени белого человека откажемся) не помогает.
Изменения происходят настолько серьезные, что предсказать дальнейшее развитие событий, скрытое в тумане войны и за чертой CNN, за которой провал, не сможет, вероятно, никто. Нет такой Ванги. Глобальный мир добрался до точки бифуркации, навязшей в зубах аналитиков на протяжении многих лет. Что же, это по крайней мере интересно.