Рубрики
Размышления Статьи

О «политической педофилии» (из истории вовлечения «учащейся молодежи» в политику)

Находятся наставники, которые обольщают молодежь разговорами, что будущее в их руках. Но это будущее оказывается лишь очередным мифом, «наставники» же от политики живут настоящим, решая свои проблемы, преследуя свои цели. Чем шире спектр используемых ими средств, тем больше шансов для партии.

РI: В судьбоносном 2015 году, когда «политический консерватизм» еще мог считаться почти официальной идеологией, в среде преподавателей гуманитарных факультетов московских вузов стали появляться самозваные кандидаты в лидеры студенческой молодежи, которые начали готовить ее к акциям протеста против преподавателей, неугодных для радикально настроенной студенческой аудитории – в духе того, что проделывали вожди парижского студенческого бунта 1968 года, которому исполняется 50 лет в этих числах. Наше издание сразу выступило против подобных попыток внесения политики в стены университетских аудиторий, за что мы заслужили волну бешеной критики со стороны именитых представителей либерального спектра отечественного интеллектуального класса. Не изменяя своим принципам и по-прежнему настаивая на необходимости удаления политики из университетской жизни, мы публикуем новый очерк заместителя руководителя общественной редакции РI Василия Ванчугова, рассказывающего об интересном эпизоде московского восстания 1905 года, очаг воспламенения которого пришелся на знаменитое реальное училище И.И. Фидлера.

***

В 1905/06 учебном году в гимназиях и реальных училищах Петербурга вместо уроков происходили многочасовые митинги учащихся. И.И. Толстой, министр народного просвещения, вспоминал, что когда он доложил о ситуации премьеру С.Ю. Витте, тот воскликнул: «Это ужасно, ужаснее всех университетских беспорядков. Бедные дети, несчастная Россия»[1].

В Царскосельской гимназии ученики заперли в классе, забаррикадировав снаружи дверь шкафами, учительницу французского языка, на уроках лопались с треском электрические лампочки, специально приносимые для этой цели, и «девятым валом гимназического мятежа была «химическая обструкция»: в коридорах стоял сизый туман и нестерпимо пахло серой»[2]. А из воспоминаний преподавателя гимназии проф. Варнеке узнаем, что во время общей молитвы царский портрет оказался облитым мочой «милых мальчиков» («сынков камер-лакеев»).

В марте 1905 года смоленские гимназисты организовали шествие по Пушкинской улице с пением «Варшавянки» и «Марсельезы», за ними небольшой группой следовали «реалисты» (учащиеся реального училища), на короткое время успевшие выставить красный флаг, и все кричали «Долой самодержавие», пока на Сенной площади их не разогнали полицейские.

Однако и после 1905 года по классам проходили собрания, на которых поднимался вопрос о забастовке учащихся, что вскоре и состоялось. Протест против начальства выражался в бросании по коридорам пистонов, «шутих», петард, отчего надзиратели и учителя то и дело подпрыгивали в коридорах. Но этим дело не ограничились: однажды во время урока истории произошел сильный взрыв — в печи коридора сработала «адская машина» с часовым механизмом…

15 сентября смоленский губернатор Суковин направил письмо министру просвещения о волнениях среди учащихся города, где сообщал в частности, что усилия руководства гимназии не встречают единой поддержки среди педагогического персонала. 10 октября учащиеся классической гимназии, бросив занятия, направились к реальному училищу ворвались в здание, выломав дверь. На следующий день ученики седьмых классов устроили совещание в поддержку трудящихся и ради солидарности к освободительному движению объявили о забастовке и прекращении занятий в гимназии на три дня.

В октябре 1905 г. был опубликован манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», который декларировал дарование гражданам России политических свобод. В манифесте, подготовленном возглавлявшим Совет Министров С.Ю. Витте, который считал конституционные уступки единственным средством сохранения самодержавия, было обещано даровать народу «незыблемые основы гражданской свободы», неприкосновенность личности, свободы совести, слова, собраний, признать Думу законодательным органом.

«Прогрессивная общественность» встретила предполагаемые преобразования с воодушевлением. Наглядное представление о ликовании по этому поводу можно найти в картине И.Е. Репин «17 октября 1905 года»[3]. Сам художник по этому поводу сообщал: «Картина изображает процессию освободительного движения русского прогрессивного общества… главным образом студенты, курсистки, профессора и рабочие с красными флагами, восторженные; с пением революционных песен…подняли на плечи амнистированного и многотысячной толпы движутся по площади большого города в экстазе общего ликования»…

Относительно «поднятого на плечи амнистированного» В.В. Розанов язвительно заметил[4]: «Несут на плечах маньяка, с сумасшедшим выражением лица и потерявшего шапку. «До шапок ли тут, когда конституция». Лицо его не ясно в мысли, как именно у сумасшедшего, и видны только «глаза в одну точку» и расклокоченная борода. Это — «назарей» революции, к шевелюре которого вообще никогда не притрагивались ножницы, бритвы, гребенка и щетка. Умственная роль его небольшая: самого его несут на плечах, а он в свою очередь высоко держит над толпою «венок победы». Таким образом маньяк, как ему и следовало, вышел в простую деревянную подставку для плаката»[5].

Верно описаны Розановым и другие персонажи: «Впереди всей процессии два гимназистика, и один не старше 4-го или 5-го класса, но и другой, старший, ближайший к зрителю, тоже не 8-го класса, а класса 6-го или 7-го. Кто видал массы гимназистов, не ошибется, взглянув на лицо, к которому классу относится «питомец школы». Два эти гимназиста и стоящий позади шестиклассника студент в фуражке, положивший ему руки на плечи, — «инструктор» пенья и идей, — какая это опера!! Боже, до чего все это — так!! «Так было! так мы все видели!» В первой же линии, прямо «в рот» зрителю, орет песню курсистка 2-го или 1-го (никак не 4-го) курса, в маленькой меховой шапочке, с копной волос, вся в черном. Она вся «в затмении» и ничего не видит, ничего не слышит. О, она вполне самостоятельна, в свои 17 лет, и ничему не вторит, никому не подражает!.. Девочка совсем «закружилась»… В сущности, она «закружилась» своими 17-ю годами, но это «закружение» возраста слилось у нее с петербургским вихрем, в который она попала из провинции, приехав сюда только 1 1/2 года назад. И она сама не понимает, от возраста ли кричит или от революции»[6].

Среди поставщиков подобных персонажей особо отметилось Московское реальное училище И. И. Фидлера, также известно как Училище Фидлера или Фидлеровская гимназия. Это заведение впоследствии очень гордилась тем, что именно с них началось декабрьское вооруженное восстание. Как отмечал Леонид Сабанеев[7], «брожение и неразбериха» здесь начались задолго до восстания. Различные «левые» стали осаждать Фидлера с просьбами, а потом и с требованиями предоставить им рекреационный зал гимназии под «митинги». Иван Иванович не мог им отказать, в итоге, «левые» привыкли к тому, что это их зал и перестали спрашивать разрешения. Каждый день в училище параллельно шли и занятия и митинги, потом «митинги стали разбухать, а занятия иссякать», на уроки мало кто ходил: поскольку это стало дурным тоном.

Сабанеев, ставший преподавателем в этом училище после защиты в Московском университете диссертации на степень доктора чистой математики (1905), застал у Фидлера «ультралевую    атмосферу», и не предполагал даже, что преподавателей среднего учебного заведения может постигнуть такая «краснота, когда почти все педагоги были самые левые — эсдеки, эсеры, анархисты, и даже «законоучитель-батюшка был революционер и снабжен был мощной наружностью в стиле оперного Стеньки Разина».

Василий Розанов, давший точное описание картины И.Е. Репина «17-е октября», хорошо знал основных персонажей этого ликования — после окончания в 1882 году историко-филологического факультета Московского университета он работал в гимназиях русской провинции, с августа 1887 по июль 1891 года преподавал историю и географию в Елецкой мужской гимназии, которая теперь пребывала в красной лихорадке.

7 ноября 1905 г. ученики 6-го класса шумели и силой распахивали дверь так, что разбилось два стекла, около класса бросили пузырек с раствором кальция карбида. Заниматься далее было невозможно, и учеников отпустили по домам. Старшеклассники просили директора разрешения устроить сходку в гимназии. Тот не разрешил, после чего часть учащихся зашла в актовый зал и устроила сходку, во время которой было разбито еще одно стекло.

В отчете о событиях в Царском Селе после обнародования манифеста 17 октября сообщалось, что революционное брожение проникло и в местные школы, судя по реакции учащихся на речь директора, прославлявшего конституцию — ученики ответили, что «конституция дана не самодержавием, а вырвана у него непреклонной волею революции», и когда директор И. Анненский приказал приступить к занятиям, ученики «ответили дружной «Марсельезой» и стали выходить из гимназии»[8].

В другом месте империи основы революционного умонастроения усваивал Владимир Маяковский — в 1905 год он оказался в Кутаисе, куда приехал учиться в гимназии. Местный большевистский Имеретино-Мингрельский комитет активно привлекал к работе в качестве пропагандистов учащуюся молодежь. Вскоре он уже читал прокламацию, которая заканчивалась словами: «Вперед, друзья!.. Мы жаждем новой жизни и бесстрашно идем к ней; мы ненавидим насилие и ложь и боремся против них; мы ищем правду-справедливость и страдаем за нее, и каждая жертва самодержавия кует новый булат его погибели. Не бойтесь этих жертв. Уже настал желанный час; настал момент, когда всеобщая скрытая злоба и ненависть, вырываясь из истомленных грудей сынов народа, превращаются в грозный клич: Долой самодержавие! Долой героев кнута и насилия! Долой хищника-кровопийцу и его опричников! Да здравствует демократическая республика!»[9].

Агитация действовала. Во время молебствия о ниспослании победы русскому оружию за провокационное «шипение» из гимназии исключено несколько учеников. А в январе 1905 г. начальству пришлось заводить специальное дело «об ученических беспорядках». В журнале заседания педагогического совета Кутаисской гимназии появилась следующая запись: «25 января в гимназии после первого и второго урока в верхнем и нижнем коридорах среди учеников раздавались шум и крики, которые, однако, быстро прекращались, когда к ученикам подходили гг. директор, инспектор и преподаватели. В конце большой перемены, несмотря на присутствие в коридорах как инспектора, так преподавателей и помощников классных наставников, ученики сгруппировались в верхнем и нижнем коридоре; среди них послышались крики «долой» (по-грузински и по-русски); ученики особенно сильно шумели и кричали в верхнем коридоре; там их крики прерывались нестройным пением песни революционного содержания, слышались отдельные возгласы «да здравствует свобода», и кто-то крикнул: «долой самодержавие»»[10].

Вместе с другими революционно настроенными учащимися Маяковский читал многочисленные прокламации, ходил на митинги, посещал марксистский кружок. Приобщилась к этому делу и его сестра Ольга Владимировна, которая также училась в те годы в Кутаисе. «У нас в гимназии ученицы составили кружки с. -демократок и с.-революционерок, и с ними занимаются пропагандисты, — сообщала она в письме. — Я тоже примкнула к одному из таких кружков учениц 6-го класса, и с нами занимается Цинцадзе, с.-демократ. Он все объясняет хорошо и понятно. Сейчас мы проходим «Труд и капитал», а потом будем разбирать «Экономические беседы» Карышева… Я маме говорила, что я занимаюсь в кружке, и мама ничего не имеет против, и я очень рада. Мы в неделю два раза собираемся у этих учениц»[11].

Упомянутый ею наставник — Константин (Котэ) Цинцадзе, участвует в «боевых» операциях большевиков на Кавказе — убийство генерала Федора Грязнова, грабежи банков, почтовых отделений, железных дорог. 25 июня 1907 г. они совершили налет на фаэтон с инкассатором, привезшим в банк дневную выручку тифлисских магазинов. Чтобы обезвредить охрану, боевики бросили восемь бомб, после чего схватив мешок с деньгам, открыли в разных концах площади револьверную стрельбу и скрылись. На площади остались убитые — казаки, полицейские и солдаты, в клочья разорванные бомбами, стонущие изуродованные прохожие. Эта экспроприация в Тифлисе принесла партийной кассе большевиков 250 тысяч рублей. На эти деньги можно было существенно усилить агитационную деятельность среди «закабаленного царизмом народа».

В 1905 г. участие в нападении на Азовский банк в Харькове принял юноша Лев Королев, но по малолетству его освободили от уголовной ответственности. После чего в Перми он примкнул к анархистам-коммунистам, и в местной гимназии организовал «Активную группу для борьбы с начальством». В итоге — конфликт между учениками 6-х классов Пермской мужской классической гимназии и преподавателем русского языка и словесности А.А. Навашиным в декабре 1908 г. 13 декабря Лев Королев передал Навашину письмо, в котором от имени учеников были изложены претензии к нему как педагогу и ему рекомендовалось оставить службу в гимназии. В письме говорилось, что за время преподавания Навашина они «не только не приобрели новых знаний, но стали забывать пройденное», что он «изводит учеников своей мелочной придирчивостью, не интересуясь их духовным развитием», не может заинтересовать предметом и внушить к себе уважение»[12].

Еще в феврале 1905 г. в статье «Быть или не быть университету?» кн. С. Н. Трубецкой отметил, что «жандармократия, полицейское управление школой заменилось анархической педократией, вольницей студентов и гимназистов»[13]. Только отдельные преподаватели могли позволить себе не идти на поводу у общественного мнения. Так на Высших женских курсах перед лекцией по логике Александр Иванович Введенский назвал «баранами» тех курсисток, которые слепо идут за вожаками-агитаторами, призывающими их бросить занятия и включиться в революционную борьбу. Это уподобление вызвало возмущение прогрессивных курсисток, и вскоре начались сходки, протесты, требования извинения, но Введенский остался при своем мнении и предпочел уйти с Курсов. «Духовная педократия (господство детей) — отмечал С.Н. Булгаков в статье «Героизм и подвижничество» в сборнике «Вехи» (1909), — есть величайшее зло нашего общества, а вместе и симптоматическое проявление интеллигентского героизма, его основных черт, но в подчеркнутом и утрированном виде. Это уродливое соотношение, при котором оценки и мнения «учащейся молодежи» оказываются руководящими для старейших, перевертывает вверх ногами естественный порядок вещей и в одинаковой степени пагубно и для старших, и для младших».

Переоценка ценностей разом сделала многих героями времени. Если вспомнить Московское реальное училище И. И. Фидлера, то там можно найти много поучительного. После первого выстрела из пушки учащиеся выкинули белый флаг. Все были арестованы, включая Фидлера. В камеру он пригласил знакомого художника, и тот вскоре написал его портрет, где Иван Иваныч сидит на тюремной койке «в желтых ботинках и розовой сорочке». Портрет вставили в раму, украшенную осколками той шрапнели, которая пробила стену училищного здания, а самого Фидлера вскоре выпустили под залог, обязав невыездом до суда. Но несмотря на залог и на подписку о невыезде, он исчез.

И когда дело было назначено к слушанию, выяснилось, что залоговая квитанция, которую он внес в прокуратуру, была «липовая», В итоге, прокурор с товарищами заплатили десять тысяч рублей из своих средств. При этом никто из знакомых Ивана Ивановича не осуждал его, более того, все были в восторге от того, как он ловко провел «царских чиновников» и «царский суд» и даже послали ему поздравление с успешным избавлением от опасности. В Швейцарию…

 

В 1907 г. газета «Прикамский край» сообщила, что с 1 сентября в живописных окрестностях Женевы при ближайшем участии Ивана Ивановича Фидлера и прочих деятелей открывается «свободная русская школа». Среди ее достоинств — «отсутствие отметок, работы в саду и огороде, игры на воздухе в парке, экскурсии в исторически интересные и красивые окрестности, водяной и зимний спорт, что в совокупности «дополняет физическое и умственное образование, которое дается детям на чисто научных началах по лучшим методам преподавания»[14]. Чуть позже в той же газете вновь появилась заметка о чудесной «Русской новой школе в Женеве», основной задачей которой «организаторы считают развитие ума, воли, характера и физического организма детей в направлении, которое обеспечивало бы человеку в будущем выработку прочного, цельного миросозерцания», в то время как в России Министерство народного просвещения «всегда преследовало цели, не имеющие ничего общего с педагогикой — цели внутренней политики», из-за чего «в казенной средней школе, где все проводится и осуществляется механически, инициаторам и исполнителям бумажных реформ совершенно чужды рациональные педагогические приемы воспитания и обучения. Отдать ребенка в казенную среднюю школу, — это значит подвергнуть его умственному, а, очень часто, и физическому калеченью. Вместе с тем налицо все данные, что его оттуда выпустят, хотя и с дипломом (аттестатом), но невеждой[15].

Ну а тем временем в России продолжали самораскрепощаться — сообразно месту и обстоятельствам, но в целом с революционным пылом и задором. В конце января 1909 г. в коридорах Пермской гимназии были разбросаны листки с обращения «активной группы» под девизом «Цель оправдывает средства». В обращении говорилось: «Положение, создавшееся благодаря последним циркулярам министерства и приказам нашего ближайшего начальства, заставило нас организовать активную борьбу с ним. Последние события в стенах гимназии доказали необходимость тесного единения. Организация масс как таковых, на основании опыта прошлого 1907/08 учебного года («Союз учащихся») является невозможной. Приходится обратиться к другим средствам — таковым является «Группа активной борьбы с репрессиями начальств». Организованная по программе анархических, группа настоящим объявляет начало своей деятельности: непримиримую борьбу с формализмом, ставит девизом своим школу избавление ее от вредных элементов. Террор — за террор; насилие за насилие»[16].

 

Чуть ранее в «Русском Собрании» (22 февраля 1908 года) состоялся доклад Вячеслава Веножинского. В 1899 году он окончил Царкосельскую императорскую Николаевскую гимназию, затем продолжил обучение на юридическом факультете С.-Петербургского университета. Доклад соответствовал духу времени — «Смертная казнь и террор»[17]. Здесь был дан обзор истории смертной казни, формам террора и его руководителей и исполнителей.  Веножинский  рассуждал о терроризме как о единственном остававшемся способе радикалов революционизировать общество после безуспешных попыток добиться этого путем агитации…

А после наступления «светлого будущего», уже после революции 1917 г. Веножинский был обвинен по статье «контрреволюционная деятельность» и приговорен к расстрелу (1938 г.). Другой выпускник этой же гимназии — Александр Абрамович Виленкин, сообщая о ходе следствия по своему делу, отмечал: «Я был в царском суде защитником политических. За свою практику я произнес 296 речей в защиту других. Теперь, в 297-й раз, говорю в свою защиту и думаю, эта речь будет неудачна»… Он не ошибся — его расстреляли в 1918 году. Подобные метаморфозы случились и со многими революционными наставниками учащейся молодежи. Упомянутый выше Котэ Цинцадзе, много лет занимавший пост председателя ЧК ОГПУ в Грузинской Советской республике, в 1933 года сам оказался в камере, уже как преступник, где его посетил бывший подчиненный по ЧК, а ныне начальник тюрьмы…

Так революция избавлялась от тех, кто когда-то призывал использовать все имеющиеся средства для ее наступления.

Этот краткий экскурс в историю вовлечения «учащейся молодежи» в политику показал, что у нас в России богатый опыт использования молодежи в деле деконструкции общественного строя. Вовлечь ее в это дело, как показала практика, очень легко, только вот «идейная близость» с революционными партиями всякого толка не гарантировала изменения жизни в лучшую сторону. Молодыми умами было проще манипулировать, использовать их энергию, направлять недовольство в нужном направлении.

С другой стороны, со стороны «учащейся молодежи» часто был соблазн выставить в качестве источника своих бед и проблем не себя и свое окружение, а общие условия жизни. И при этом иллюзия, что для изменения жизни достаточно лишь захотеть этого. Но мало кто задумывался, что при этом важно еще и уметь и знать. Однако, могли ли те, кто еще не освоил курс даже школьной программы, быть способными к анализу существующего и разработке плана преобразования для лучшего будущего?

Не могли и пока не могут. Однако находятся наставники, которые обольщают их разговорами, что будущее в их руках. Но это будущее оказывается лишь очередным мифом, «наставники» же от политики живут настоящим, решая свои проблемы, преследуя свои цели. Чем шире спектр используемых ими средств, тем больше шансов для партии. Так что «политическая педофилия», или «педократия», становится повесткой дня нашего времени, и потому следует ожидать рассуждений разного рода экспертов о пользе «раннего политического созревания», которое будет представляться признаком креативного умонастроения прогрессивной части населения.

[1] Мемуары графа И. И. Толстого / [Подгот. текста Л. И. Толстого; Коммент.: Р. Ш. Ганелин, А. Е. Иванов]. – М. : Индрик, 2002, С.118.

[2] Кленовский Д. Поэты царскосельской гимназии // Николай Гумилев в воспоминаниях современников. М.: «Вся Москва» , 1990. С. 25.

[3] 1907, 1911. Холст, масло. 184 х 323. Государственный Русский музей. В 1911 году картина экспонировалась на Международной выставке в Риме. Перед отправкой туда Репин доработал ее и датировал. В России картина впервые увидели только в 1912 году на 41-й Передвижной выставке.

[4] «Новое время». 1913. 12 марта. № 13290.

[5] Розанов В.В. О картине И.Е. Репина «17-е октября». — Розанов В.В. Сумерки просвещения. М., 1990. С. 371.

[6] Там же.

[7] Сабанеев Л. Л. Воспоминания о России. — М.: Классика-ХXI, 2005.

[8] Голос средне-учебных заведений, 1906, 29 января, № 2, С.19—20.

[9] Бебутов Г.В. Ученические годы Владимира Маяковского. Тбилиси, 1955, С. 56—57.

[10] Катанян В. А. Маяковский. Литературная хроника.  М., 1956. С.17.

[11] Маяковская Л. В.  Детство и юность Владимира Маяковского // Молодая гвардия, 1936, № 9, стр. 143—144.

[12] Бушмаков А.В. Повседневность провинциального гимназиста в начале ХХ века // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 2006. № 3. С.128.

[13] Трубецкой С. Н. Собрание сочинений. Том 1. Публицистические статьи. М., 1907. С. 85.

[14] Прикамский край, 1907, 8 августа, С.3.

[15] «Прикамский край», 1907, 22 сентября, С.2-3.

[16] Бушмаков А.В. Повседневность провинциального гимназиста в начале ХХ века // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 2006. № 3. С.128.

[17] Смертная казнь и террор: (Докл. В.И. Веножинского в Рус. собр. 22 февр. 1908 г.). — Санкт-Петербург: Отеч. тип., 1908.

Автор: Василий Ванчугов

Историк философии, профессор философского факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова