И только смутно слышу весть,
Что город, Господу угодный,
Под сенью вод безмолвных есть
И не умолкнул гул подводный
Сергей Дурылин. Эллису. 1911.
Христос для Сергея Дурылина – русский Христос. «Российская земля, – по милости Божией, – самое тихое место во всем свете», писал он в повести «Сударь-кот» (1924). С XVIII века, однако, это «тихое место» постепенно превращается в шумное, и шум истории только усиливается в XIX в., чтобы стать грохотом в начале XX в. «Шум истории» – это постепенное наступление всесмесительных либеральных ценностей, уничтожение сословий, иерархии, а соответственно и всякого порядка, «устава» и «чина».
Историки, как правило, фиксируют только «шум» – борьбу классов, государств, партий. Им неведомо, что этот шум осуществляется лишь потому, что за ним стоит тишина, бытие подлинного, горнего мира. Время существует только как образ вечности. Точно также и существование России обусловлено ее связью со Святой Русью.
Святая Русь – не историческая или культурная категория. Это – месторазвитие самого бытия, тварь как она замыслена Богом, град Софии. Однако историческое грехопадение России привело ее к отрыву от Святой Руси, а соответственно, и к гибели. Характерен автограф другу на книге «Начальник Тишины»: «Милой Тане – книжку о Св. Руси в дни России без Руси. 15 марта 1917 г.». Наедине с собой Россия превратилась в тусклую, угрюмую, безблагодатную сферу.
Находясь во Владимирской тюрьме, 11-12 ноября 1922 г., в дни памяти К.Н. Леонтьева, Дурылин написал притчу «В те дни», где монах произносит мрачные слова: «Нет более земли Российской. Есть область погибельная. А той – “во блаженном успении вечный покой” и “вечная память”. Больше и не посмотрю туда. И не поскорблю и не потоскую». Святая Русь осталась там, где и была: на небесах. Она не могла исчезнуть, и не исчезла, поскольку вечна и неизменна, лишь только земного временного образа она больше не имеет. Время, которое должно было завершиться при конце света, окончилось гораздо раньше Пришествия Христова. Наступило нечто вроде безвременья, темное, безблагодатное существование, «бывание». Умер язык и появился новояз, погибла земная Церковь, массы снялись с мест и принялись строить социализм. Настоящего и будущего у России как земного бывания, утратившего связь с небесной родиной, нет и быть не может. Есть только прошлое.
В эпоху, когда в СССР замышлялся и претворялся грандиозный утопический проект, Дурылин создал свою утопию. Святая Русь ушла под воду Светлояра: в природу, в пространство текста, письма, в целом – памяти. Писать для Дурылина – это, в сущности, вспоминать, напоминать о Святой Руси, фиксировать те формы, в которых она существовала.
Но иногда в текстах Дурылина звучит надежда, что связь России и Руси вновь будет обретена. «Святая Русь не дана так, как дана Гоголевская и всякая другая Россия: в совершенном своем воплощении и осуществлении она – только свыше заданá России, составляет верховную задачу действования и самого бытия русского народа в истории,– применяя выражение Вл. Соловьева, – «Святая Русь» представляет лишь «божественную мысль о России»,– мысль, подлежащую воплощению в дело и бытие усилиями воли и веры русского народа. Но, будучи – в пределе – только еще задание России[1] – Святая Русь, как «божественная мысль», воплощающаяся и воплощаемая, уже существует и действенна в прошлом и настоящем, постольку, поскольку есть в ней воплощающие эту мысль и поскольку воплощенная ими мысль живет уже в них – в их чаянии, вере, уповании, труде, подвиге. Святая Русь – умопостигаема». Так Дурылин писал в работе «Святая Русь».
В конечном счете, Дурылин так и не дает ответа на вопрос: где же прочное соединение Святой Руси и России – в будущем или прошлом? Россия для него такой же «недомерок», ни на какой аршин не приходящийся, каким он считал самого себя. В рассказе «Недомерок» (1922) писатель говорил: «Великие гадатели мы, русские люди: все загадываем загадки: к чему, да отчего, а ничего у себя на русской земле не разгадали и сами себя не поймем: кто мы? Куда и откуда? И пред землей своей стоим – землеописания ее не знаем, а загадку знаем: зачем ты, русская земля, ‒ к добру или к худу? Недомерок ты. Людьми ли недомерена, царями и вождями своими, ‒ или Бог тебя мерил на твое испытание: шире пустил, или в воле твоей сузил, а в просторе далеко развернул? Ничего не знаем».
Ответа нет, есть только призрачная надежда, что Китеж поднимется из вод Светлого Озера, а с ним и Россия вернется к Святой Руси.
[1] Тут уместно вспомнить слова К. Аксакова к объяснению понятия «Святой Руси»: она свята, не потому, что считает себя святой. Но потому, что ищет и хочет святости.