РI: Публикация в The New York Times статьи Марка Маззетти, Эрика Шмитта и Дэвида Д. Киркпатрика «Saudi Oil Is Seen as Lever to Pry Russian Support From Syria’s Assad» («Саудовская нефть рассматривается как инструмент для прекращения российской поддержки Асада») вызвала резонанс не только на Западе, но и в России. Напомним: в статье шла речь о том, что Саудовская Аравия, используя свое доминирующее положение на мировых рынках нефти, пыталась надавить на президента Владимира Путина, добиваясь от него прекращения поддержки сирийского лидера Башара Асада. В частности, подчеркивалось, что на протяжении последних месяцев между Саудовской Аравией и Россией велись переговоры, которые, однако, «не привели к какому-либо крупному прорыву». Официальные лица Королевства сообщали своим партнерам в США, что у них «есть определенные рычаги влияния на Путина, так как они в силах сократить предложение на рынке нефти и, возможно, спровоцировать рост цен», – пишут Маззетти, Шмитт и Киркпатрик.
Практически сразу же последовал резкий комментарий председателя международного комитета Госдумы Алексея Пушкова, заявившего, что никаких переговоров о сокращении добычи нефти саудовцами в обмен на отказ Москвы от поддержки Асада не было.
А по мнению советника директора РИСИ Елены Супониной, идея сделки, о которой писала The New York Times, действительно могла озвучиваться. В интервью РИА Новости Супонина отметила, что, по ее информации, саудовцы «на самом высоком уровне выходили на российское руководство с такими намеками, но всякий раз получали ясный и четкий отказ». Более того, и саудовцы, и американцы лукавят, когда пытаются кого-то убедить, что могут рулить ценами на нефть по мановению волшебной палочки. «Саудовская Аравия сама, без рыночных факторов, не в состоянии поднять цены на нефть», – считает эксперт.
Так возможно ли в действительности «ручное управление» нефтяными ценами? И из чего, собственно, складываются цены на «черное золото» на мировом рынке? Поиску ответов на эти вопросы посвящена серия материалов известного российского востоковеда и экономиста Саида Гафурова, публикацию которых начинает сегодня РI.
***
С начала года цены на нефть лихорадит – то вверх, то вниз. На самом деле, так было всегда, но сейчас углеводородная ценовая лихорадка становится важнейшим элементом внутри- и внешнеполитического дискурса, как в России, так и во всем мире (поговаривают, что в Америке нефтяные хозяева жизни решили заменить Обаму – президента от банкиров – на лояльного нефтяникам прямого их ставленника – в стиле двух президентов семьи Буш; выйдет ли? – увидим).
И вопрос, на какой уровень будут ориентироваться цены на нефть, в этих условиях уже становится вопросом войны или мира, а значит и жизни или смерти для многих людей. Тут дело в том, что «покупателям войны» из западных и ближневосточных нефтяных кругов, готовым платить за кровь, она нужна не всегда, а только тогда, когда цены на нефть падают, потому что напряжение в нефтедобывающих (и, что немаловажно, нефтетранзитных) регионах, во-первых, вызывает рост цен на нефть на бирже, во-вторых, объективно может вызвать сокращение добычи и, наконец, ослабляет конкурента. Примеры самоочевидны – резко возросшая агрессивность и милитаризм киевских путчистов, убивших украинскую демократию и захвативших власть на Украине на фоне тенденции снижения цен, но можно вспомнить и чеченские войны 90-ых годов.
Бояться не нужно. Нужно готовиться. В энергетической сфере России уже в ближайшем будущем придется столкнуться с целым рядом вызовов, на которые у нее пока нет убедительного ответа. Осенью прошлого года президент в разговоре о начале реформирования международных энергетических институтов, подчеркивал, что сама «география в значительной степени меняется, происходят структурные изменения в мировой энергетике, и, конечно, нужны новые институты, которые регулируют эту важнейшую сферу деятельности».
Принято считать, что основными факторами, которые определяют начавшуюся в 2014 году тенденцию снижения цен на нефть, являются увеличение предложения, превышающего спрос, и стагнация в мировой экономике. К этому добавляются такие темы, как политические риски, манипуляции со стороны участников рынка, но также и недостаточная прозрачность действий поставщиков, в том числе крупных, которые входят в ОПЕК. Так ли это?
Считается, что нефть «самый спекулятивный из существующих продуктов, смесь Брент имеет очень малый вес в общемировом обороте, и в первую очередь на рынок нефти влияет объем спекулятивных капиталов». Между тем, можно полагать статистически подтвержденным факт, что высокая волатильность цен на нефть в начале XXI века напрямую связана с увеличением спекулятивных сделок на фьючерсных рынках, так называемой торговлей «бумажной нефтью» – увеличение спекулятивного давления ведет к нестабильности цен на нефть.
В самом деле, если говорить о базовых, фундаментальных детерминантах цен на углеводороды, то нужно вспомнить, что еще в начале 2014 года западные эксперты предполагали рост первичного спроса на энергоресурсы в период между 2012 и 2035 годами на 41 % или в среднем на 1,5 % в год. В ВР-Амосо, например, считали, что мир входит в «фазу очень быстрого роста потребления энергии, за счет индустриализации и электрификации стран, не являющихся членами ОЭСР, особенно Китая». Из аналогичных прогнозов исходила и Энергетическая стратегия России на период до 2030 года.
Логика таких прогнозов незамысловата. Главным фактором развития нефтяной отрасли при экстраполяции существующих долгосрочных тенденций будет быстрый рост спроса в развивающихся странах из-за индустриализации, урбанизации и автомобилизации, а главным ограничителем – производственные ограничения в отрасли. В народном Китае, например, на тысячу семей приходится около 40 автомобилей, а до 2025 года этот показатель, согласно решениям Коммунистической партии Китая (а китайцы очень серьезно относятся к решения съездов партии – за их невыполнение больших начальников с должностей снимают) вырастет до 200 автомобилей, что приведет к росту потребления топлива в три раза.
При этом в самом Китае – крупнейшем импортере энергоресурсов – считается, что «энергетическая интенсивность» в мировой экономике падает, зависимость экономики от энергетики снижается. «Основную роль в развитых экономиках играет сфера обслуживания, человеческие кадры и интеллектуальные ресурсы являются ключевыми факторами экономического развития», – подчеркивает рупор китайских коммунистов «Жэньминь жибао» в статье с характерным названием «Падение цен на нефть: чей кризис?». Параллельно в мировых инвестиционных кругах началось обсуждение проектов, направленных на Юг, к Индийскому океану, так как в обозримой перспективе Индия станет самым быстрорастущим энергетическим рынком в мире.
С другой стороны, проект Энергетической стратегии России до 2035 года уже учитывает трансформацию мировых энергетических рынков в посткризисный период, как в части снижения перспектив глобального роста спроса на энергоносители с ускорением сдвига мирового спроса на энергию в развивающиеся страны, где присутствие России ограничено, так и долгосрочным торможением спроса на рынках традиционного присутствия России.
Важно понимать, что при определении текущих биржевых цен на нефть роль нефтяных компаний, нефтяных трейдеров и банков, связанных с торговлей нефтью, относительно малозначима. Министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии – страны с самыми низкими производственными издержками – Али аль-Найми заявлял, что «разговоры о войне цен основаны на непонимании фактов и не имеют под собой никакого реального основания. Мы не устанавливаем цены. Их устанавливает рынок».
В процессе этого рыночного ценообразования доминируют торговцы «бумажной нефтью» – хедж-фонды, международные торговые дома и финансовые и спекулятивные структуры, которые, предлагая различные финансовые продукты и услуги, контролируют значительную долю рынка нефтяных деривативов. Ценообразование всех видов контрактных сделок привязано к биржевому ценообразованию – к котировкам нефтяных фьючерсов на маркерные сорта нефти, которые через системы коэффициентов (учитывающих качество разных сортов нефти и другие показатели) дают цены на другие сорта. Эта привязка к фьючерсам применяется как в долгосрочных контрактах, широко используемых при поставках нефти по трубопроводам и танкерами, так и в разовых сделках, обычно осуществляемых при помощи танкерных поставок.
Можно утверждать, что цена на сырую нефть мало связана с традиционно понимаемым соотношением спроса и предложения (это только в среднесрочной, небиржевой перспективе решающую роль играет баланс между платежеспособным спросом и издержками на добычу, транспортировку и переработку). Текущие же цены контролируются сложной системой финансового рынка. Более 60 % сделок по нефтяным контрактам на сырую нефть – чистая спекуляция трейдерских банков и хедж-фондов, попутно разоряющих мелких инвесторов, желающих принимать инвестиционные решения самостоятельно и убежденных в возможностях разбогатеть на нефти («мелкий инвестор всегда не прав!» – гласит мудрость зубров спекулятивных рынков).
Процесс формирования сегодняшних цен на нефть непрозрачен и регулируется основными банками, работающими в нефтяной сфере, такими как Голдман Сакс или Морган Стенли, которые располагают информацией, кто покупает, а кто продает нефтяные фьючерсы или деривативы, и посредством биржевых операций устанавливают цены на нефть.
С другой стороны, на биржевое ценообразование сильно влияют происходящие события, опосредованные информационной политикой крупнейших мировых поставщиков новостей, при этом в торговле «бумажной нефтью» сильно сказывается субъективный, психологический фактор, например, снижение котировок часто приобретает ничем объективно не вызванный лавинообразный характер – в принципе можно считать, что падение цен всегда – именно в силу эффекта массовой психологии мелких инвесторов – идет быстрее, чем его рост. Следует иметь в виду, что кроме психологического фактора на торговлю фьючерсами на нефть влияет и объективный – временные ограничения деривативов и стремление крупнейших игроков в рамках политики управления финансовыми рисками зафиксировать прибыли или не допустить потенциальных убытков выше установленных для себя норм («стоп-лосс»).
В итоге мы получаем ситуацию, требующую отказа от импрессионизма текущих нефтяных цен при определении среднесрочной и долгосрочной экономической политики. Инвестиционные решения, проекты строительства новых заводов и разработки новых месторождений требуют планирования и прогнозирования на 25-30 лет, и они не должны ставиться в зависимость от сиюминутных интересов биржевых спекулянтов, которые смотрят в будущее даже не на несколько дней, а на несколько часов (так называемая «интрадей-торговля»).
Долгосрочные производственные планы не должны меняться от настроения спекулянтов и банкиров. Основные тенденции мировых цен на нефть будут рассмотрены в следующей статье.