Рубрики
Интервью

Не думаю, что англичане получили бы в лице Павла Милюкова свою марионетку

Государственный строй России не был приоритетным вопросом для Британии. Если бы Россия эффективно воевала на этом этапе, то этого было бы достаточно. Но всё сильнее и сильнее было мнение, что с этим правительством мы победить не можем. И случившаяся потом революция для многих была революцией во имя победы

РI продолжает тему «британского следа» в Февральской революции. В преддверии посвященного этому сюжету круглого стола нашего сайта и фонда ИСЭПИ мы публикуем интервью с крупнейшим отечественным специалистом по революции 1917 года, доктором исторических наук, профессором Европейского университета Борисом Колоницким. Борис Иванович обращает внимание на большую роль в событиях февраля 1917 года ложного представления о большом влиянии «немецкой партии» при дворе – представления, которое послужило мотивом как для действий русской оппозиции, так и для поведения военных союзников России зимой 1916 – 1917 годов.

***

Любовь Ульянова

Уважаемый Борис Иванович! В последнее время стало популярным объяснять Февральскую революцию «иностранным следом», в первую очередь – участием британского посольства. Можно ли считать такую трактовку причин событий 1917 года имеющей какое-либо научное обоснование?

Борис Колоницкий

Вопрос ставится методологически неверно. Чтобы оценить действие германских спецслужб в России в годы Первой мировой войны, нужно изучать другие, например, английские. Потому что они были направлены друг против друга. И их деятельность влияла друг на друга. Справедливо и обратное. Чтобы осознать влияние британских политических и других усилий в России, мы должны оценивать действия разных политических сил.

Предложенная Вами трактовка восходит к германской пропаганде 1917 года. Это была первоначальная реакция немцев на ситуацию в России. Именно они рассматривали Февральскую революцию как британский переворот. Это можно найти в немецких листовках, адресованных к русским солдатам на русском языке. Иногда это была и экстренная оценка, мы можем встретить её, несмотря на всю её абсурдность, в воспоминаниях, например, Эриха Людендорфа. Таковы корни этой версии. Но это абсурдно. Февральскую революцию британским следом объяснять невозможно.

Любовь Ульянова

Тем не менее, между думской либеральной оппозицией в годы Первой мировой войны, особенно в 1916 году, и представителями союзников, в первую очередь, дипломатическими — как британский посол Джордж Бьюкенен, но не только он, шло постоянное взаимодействие. В 1916 году была парламентская делегация России к союзникам, причем встречи происходили на уровне правительства, эту делегацию принимал и британский монарх. Потом Павел Милюков ездил — осенью 1916 года. Декабрь 1916 года — русско-английское общество во главе с Михаилом Родзянко устраивает банкет с участием того же Бьюкенена. Бьюкенен выступает публично в поддержку оппозиции.

Борис Колоницкий

Бьюкенен в публичных выступлениях был очень осторожен. И он должен был быть таким.

Любовь Ульянова

Скажем, Ирина Валерьевна Алексеева пишет, что Бьюкенен выступал в ноябре-декабре 1916 на торжественном заседании Общества английского флага в Петрограде и «призвал оппозицию довести войну до победного конца не только на поле брани, но и над коварным врагом внутри наших стран».

Борис Колоницкий

Ну и что? Это нельзя интерпретировать как его стремление свергнуть самодержавие, сменить государственный строй.

В это время очень широкое распространение получили представления, что при дворе доминирует прогерманская партия. Иногда это связывали с императрицей, иногда с другими людьми. В это искренне верили представители оппозиции, как и многие русские бюрократы, представители военного командования. Генерал Алексеев, скажем, особенно тщательно прятал документы, когда императрица прибывала в Ставку. Это была борьба с германофилами – так, как они себе её представляли. Влияние германофилов сильно преувеличивали, о чем в британских архивах есть некоторые свидетельства влиятельных британских корреспондентов. Например, они считали, что немецкая разведка контролирует русскую почтовую цензуру. На самом деле – это абсурд. Но они в это верили.

Вообще одна из причин российской революции – преувеличение влияния так называемой «немецкой партии».

Другое дело, что и английское посольство подвергалось атакам. Германофилы не могли выступить открыто, и они в качестве своего оружия избирали англофобию. В том числе были постоянные нападки и на Бьюкенена.

И союзники отнюдь не были «белыми и пушистыми», вовсе нет. Они преследовали свои, конкретные интересы, и их главный интерес в то время – боеспособность России. Чтобы Россия как можно больше оттянула войск противника, потому что исход Первой мировой войны не был еще понятен. Приоритетная задача на тот момент была – победа. Но что было бы дальше? И Россия, и Британия готовились к послевоенному противостоянию.

 

Что касается Милюкова и Бьюкенена, то особенно активно они не контактировали. Кроме того, не надо преувеличивать единство правительственной политики, в том числе и британской. Государство состоит из многих людей, и внешнеполитические контакты были очень разными и разнообразными. Например, очень большую роль играл британский корреспондент Гарольд Вильямс, муж известного члена кадетской партии Ариадны Тырковой-Вильямс. Он информировал и посла, и другие миссии, а ведь миссий было много, и они действовали друг от друга весьма автономно. Контакты были разные, и разные люди имели разную повестку.

Любовь Ульянова

Так или иначе, в чем состоит позиция Бьюкенена? Зачем он вступает в диалог с оппозицией?

Борис Колоницкий

Вы правы в том отношении, что эти контакты резко возрастают. В начале войны это было трудно представить, современники описывали слова Бьюкенена так: он говорил с некоторым вздохом «кто бы мог подумать». Это писали другие дипломаты. До какой-то поры им было не рекомендовано общаться с кадетами, потому что они казались слишком левыми, слишком радикальными.

Но в годы ПМВ влияние кадетов и других оппозиционеров возрастает. А если это реальная сила, то глупо с ними не вступать в контакты. Кроме того, кадеты, да и другие либералы, в это время жестко выступают за продолжение войны. А с другой стороны – сильнейшие подозрения в готовности Николая II заключить сепаратный мир с Германией. Мы не знаем деталей дипломатического зондирования России на этот счет, скорее всего, ничего серьезного там не было. Но в данном случае важно, что уверенность в этом была.

И с кем было работать британскому послу в этих условиях? Подчеркну, ему было непросто. Бьюкенен – консерватор, как консервативна вся английская государственная служба. И монархист. Он предпочел бы общаться с людьми «своего круга».

А кадетов далеко не всегда даже либералами называют. Кого-то из кадетов можно охарактеризовать как радикалов. Среди них были сторонники конституционной монархии, но были и те, кто выступал за республику. Не думаю, что консерватор Бьюкенен с легким сердцем шёл на контакты с ними.

Любовь Ульянова

Удивительно, что Вы говорите. Ведь считается, что Временное правительство первого состава было культурно и идеологически близко Британии.

Борис Колоницкий

Совсем нет. В Англии традиционно главная сила – это консерваторы. Даже когда у власти либеральное или лейбористское правительство, основа чиновничества – консервативных взглядов. Англия была консервативной страной.

С самого начала Февральской революции было ясно, что боеспособность русской армии резко упала. Сразу же. Как же членам британских миссий импонировать Временному правительству? Многие из них с самого начала были настроены довольно скептично.

Любовь Ульянова

Выступал ли Бьюкенен против политической реформы в России, которую требовала либеральная оппозиция, по той причине, что расшатывание внутренне-политической ситуации в воюющей стране ослабляет союзника Британии? Или же он считал, что переход власти в руки оппозиции укрепит военную силу России?

Борис Колоницкий

Я не думаю, что мы до конца узнаем, о чем именно они говорили. Но государственный строй России не был приоритетным вопросом для Британии. Если бы Россия эффективно воевала на этом этапе, то этого было бы достаточно. Британцы не собирались устраивать революцию и устанавливать либерализм, их политика была совершенно прагматичной, они исходили из своих интересов, а не из идеологии.

В России многие бюрократы были готовы сотрудничать с оппозицией. Как Александр Кривошеин. Вот если бы в 1915 году создали «министерство доверия» под руководством того же Кривошеина, то всё могло бы пойти по-другому, Россия иначе бы проходила через неизбежные кризисы. Было много точек соприкосновения. Люди хотели сохранить монархию. Достаточно было корректировки со стороны Николая II.

Кроме того, всегда надо точно смотреть цитаты. Любая дипломатия играет с несколькими сценариями, редко останавливаясь на каком-то одном варианте. В то время в стране возникали разные заговоры, и у них была разная повестка. Например, был заговор об удалении от императора императрицы, чтобы лишить её влияния на императора. И англичане знали об этих заговорах. Их работа состояла в том, чтобы узнавать, что происходит.

Вновь хочу сказать: англичане не были «белыми и пушистыми». Я видел как-то в одном английском архиве британский документ – подробная справка с таблицами по производству военной промышленности в России. А наверху надпись – ни в коем случае не информировать об этом русских партнеров по переговорам. У них были свои интересы. Но главный их интерес на том этапе – чтобы Россия оттянула как можно больше немецких войск на себя.

Любовь Ульянова

А какие материалы Бьюкенена введены в оборот, а какие нет? В своей статье 1998 года «Британские миссии и А.Ф. Керенский (март – октябрь 1917г.)» Вы писали, что какая-то часть архивов британских спецслужб закрыта.

Борис Колоницкий

Я специально не занимался внешней политикой Англии, это не моя специальность. Какие-то вещи открыты, я смотрел документы лорда Гардинга – заместителя министра иностранных дел. Он был кадровым заместителем, а не политическим — то есть очень важный чиновник, высокого уровня. Там есть письма Бьюкенена. И некоторые письма, которые Бьюкенен опубликовал в своих воспоминаниях, воспроизведены им не целиком. Поэтому иногда забавно сопоставлять, что там опубликовано, а что – нет. Была открыта какая-то часть архива Сэмуэля Хора, руководителя военной разведывательной миссии, который в конце 1916 года уехал из России.

По моей просьбе британские коллеги попросили рассекретить, и часть рассекретили. Я посмотрел — ничего особенно «жареного» не нашел. Какая-то часть, я думаю, остается закрыта. В частности, некоторые личные фонды. Допускаю, что в них что-то можно найти. Но не думаю, что удастся найти особо детективные сенсации.

Конечно, британская разведка работала. Там было несколько линий, придерживавшихся разных взглядов, в разной степени ориентирующихся на оппозицию. Всего было две цели: а) добиться победы с помощью России, б) подготовиться к послевоенной конфронтации с Россией. Первая цель на том этапе была приоритетной.

Любовь Ульянова

Может быть, имея в виду вторую цель, и налаживались контакты с думской либеральной оппозицией, чтобы после войны она лоббировала интересы Британии?

Борис Колоницкий

Вы думаете, Милюков лоббировал бы интересы Британии? Милюков был сторонником Российской империи, её расширения и укрепления. Он был абсолютный прагматик и геополитик. Не думаю, что англичане получили бы в его лице марионетку, которая бы выполняла их приказы. Конечно, среди либеральной оппозиции было очень много англофилов, но англофилы были в России всегда. Что не помешало, например, началу Крымской войны. Культурная ориентация не определяет внешнюю политику.

Любовь Ульянова

Тогда, в свою очередь, каковы были цели русской либеральной оппозиции, устанавливавшей контакты с британцами? Они заручились внешней поддержкой, обеспечили себе какую-то определенную легитимность и решились на переворот?

Борис Колоницкий

Легитимность — неподходящее слово. Потому что внешняя поддержка внутренней легитимности не обеспечивает. Они укрепляли свой авторитет. Но авторитет можно укреплять разными способами. Если с вами говорит солидный человек — вы укрепляете свой авторитет. Если вы получаете конфиденциальную информацию и как-то разумно ею пользуетесь — тоже. Постепенно, не без противоречий, в годы Первой мировой войны от очень низкого уровня контактов с оппозицией британцы выходят на уровень более высокий. Но на данном этапе имеет место просто совпадение интересов. И очень важно, что многие люди в России и многие дипломаты в это время (не только англичане, но и французы, присутствует это и в других экспертных оценках) сильно верят, что в России есть «немецкая партия» и что нужно что-то предпринимать (не обязательно революцию), иначе победы в войне не будет. В действиях Милюкова и других приоритет таков: обеспечить победу в войне. И всё сильнее и сильнее мнение, что с этим правительством мы победить не можем. И случившаяся потом революция для многих была революцией во имя победы.

Кроме того, не доказано финансирование оппозиции англичанами. Исключать его не могу, но не думаю, что оно было особенно нужно. В России для них всё больше и больше источников открывалось, потому что предпринимательские круги тоже были не рады ситуации и субсидировали оппозиционеров разного толка.

Любовь Ульянова

Читала, что после отречения Николая II и потом отказа Михаила Александровича принять престол, в Британии и Франции проходили манифестации с приветствиями революции в России, с поддержкой Временного правительства. Это действительно так? В то же время Евгений Юрьевич Сергеев пишет, что Ллойд-Джордж уже 3 марта заявил – «теперь Россия для нас бесполезна».

Борис Колоницкий

Я не знаю, как быстро поступала информация заграницу, но «Приказ №1» — это 1 марта. Если внимательно почитать приказ, то ясно, что боеспособность русской армии резко упадёт. Затрудняюсь сказать, говорил такое Ллойд-Джордж или нет, но такая оценка была в общем верна. Любой нормальный человек понимал, что революция в период войны — это опасно, это снижает боеспособность армии. Любая революция — это риск гражданской войны. Ясно было, что если в России начнется гражданская война — и она в конце-концов началась — то Германии это выгодно, а Англии — нет. Но в первые дни революции официальные представители союзников излучали энтузиазм – кто искренне, а кто – «по должности», ведь следовало поднимать боевой дух в своих странах.

Любовь Ульянова

Но почему тогда союзники не заявили, что это нелегитимный переворот? Почему поддержали Временное правительство?

Борис Колоницкий

Ну и что было бы, если бы они так сделали? Тогда Россия была бы для них уже точно потеряна. В России все радуются по поводу революции, царит эйфория — и тут англичане говорят, что этот переворот нелегитимный. Контрреволюционная политика была бы самоубийственной.

Любовь Ульянова

В своей статье Вы пишете, что для британских представителей была определенная проблема с некоторыми фигурами во Временном правительстве. Они не были в большом восторге от Александра Керенского, например – у Бьюкенена первоначально было настороженно-отрицательное к нему отношение, он не сразу воспринимает его как серьезного политика. Тем не менее, можно ли считать, что у Временного правительства были налажены хорошие контакты с представителями Британии, и какую роль в этом сыграл личный фактор, скажем, есть свидетельства, что дочь Бьюкенена Мириэль была влюблена в Михаила Терещенко?

Борис Колоницкий

Вряд ли влюбленность дочери Бьюкенена, если она и была, имела какое-то значение. Терещенко неожиданно удалось работать. Неожиданно – потому что он не был профессиональным дипломатом. Он – светский, воспитанный человек, знал языки. И рабочие отношения наладил, и технически свою роль выполнял. Но помимо этого была объективная ситуация – англичане и французы требовали наступления, французы требовали поставок хлеба. Как и до революции.

В России продовольственная проблема. В России проблема с железными дорогами, а они требовали продовольственных поставок. Исходя из своих интересов. Как Россия исходила из своих. Хотели наступления русской армии. Русское правительство исходило не только из этих целей, но это был один из факторов, почему было инициировано наступление в июне 1917 года. Это было одно из самых глупых решений в российской истории. Но, так или иначе, это произошло. Ситуация была не такая, чтобы у Бьюкенена были особенно хорошие отношения с Временным правительством, хотя он понимал, что альтернатив Временному правительству особенно и нет.

Правда, одна альтернатива потом появилась – некоторые круги делали ставку на поддержку Лавра Корнилова. Они хотели усиления Корнилова и соглашения Керенского с Корниловым. Но этого же хотели многие представители русской политической элиты, так что нельзя сказать, что это была исключительно английская позиция.

Любовь Ульянова

А какой была роль и участие Бьюкенена в подавлении большевистских выступлений летом 1917 года?

Борис Колоницкий

Какой она особенно могла быть? Конечно, он был недоволен, но как может иностранный дипломат делать что-то серьезное? Какие у него ресурсы? Он мог говорить о поддержке действий правительства, и примерно это он и говорил. Большого прямого влияния нет.

Любовь Ульянова

Бьюкенен не настаивал на том, что нужно разгонять антиправительственные выступления?

Борис Колоницкий

Это он говорил. Говорил, что нужно подавлять противников войны. Но мало ли что высказывают иностранные дипломаты. Их можно слушать, а можно не слушать. Правительство, может, и радо бы разогнать большевиков, но это сложно сделать технически, потому что за большевиками и военные ресурсы, да и Петроградский Совет не допустил бы этого. Для Бьюкенена большой разницы между большевиками, меньшевиками и эсерами не было. Он – консерватор, и для него они все – социалисты. Хотя оттенки и важны, и радикальные социалисты – самые неприятные. Британцы даже призывали английских лейбористов и профсоюзных деятелей повлиять на русских социалистов. Были соответствующие миссии в Россию, скажем, миссия Гендерсона.

В общем, Бьюкенен призывал к подавлению выступлений, но вряд ли это можно назвать решающим фактором. Скорее, это был аргумент для большевистской пропаганды, потому что большевики и их союзники, левые социалисты, постоянно говорили, что Временное правительство пляшет под дудку англичан. Но это, скорее, была пропагандистская риторика.

Любовь Ульянова

А потом эта риторика отразилась в советской историографии?

Борис Колоницкий

Да, конечно. Но по нескольким линиям. Советская историография была, во-первых, антиимпериалистическая. А Англия – империя, страна империалистической политики. Во-вторых, была ещё такая социалистическая конспирология: “центры международного капитализма”, а Англия – один из таких центров. Третий момент – очень важен – в некоторых отношениях конфронтация Советской России с Англией была продолжением геополитической конфронтации России с Британской империей. Соответственно, некоторые штампы большевики подхватывали у своих политических противников. При том, что в России, как я уже сказал, была традиционна сильна как англофильская традиция, так и традиция англофобии.

Любовь Ульянова

Можно ли связать неожиданное появление Терещенко во всех составах Временного правительства с влиянием Бьюкенена?

Борис Колоницкий

Нет, конечно, нет.

Любовь Ульянова

Разве это не человек, приятный Британии, британскому послу?

Борис Колоницкий

Ну и что? Не только британскому послу, он со всеми дипломатами хорошо работал. Франция для России не менее важна, чем Англия в это время. На протяжении 1917 года возрастает влияние Америки. Терещенко установил такие доверительные отношения с послами, что это укрепило его авторитет. Потому что если бы он не «тянул» свою должность, он бы вылетел из Временного правительства. Кадровые дипломаты его уважали, потому что он был способный человек, близкий им по взглядам. Другое дело, что его ресурс для проведения активной внешней политики всё время ограничивался, сужался.

Любовь Ульянова

Последний вопрос. О выступлении Корнилова. Из Вашей статьи складывается впечатление, что Бьюкенен занимал позицию, отличающуюся от позиции британского МИДа и британского генералитета, бывшего при русской Ставке. Они были настроены на поддержку Корнилова. Бьюкенену присылают депешу, что нужно организовать ноту с поддержкой Корнилова, надавить на Керенского, чтобы он принял требования Корнилова. А Бьюкенен всё время это тормозит. Действительно ли позиция Бьюкенена отличается от позиции Форин Офис? Можно ли сказать, что в это время он больше поддерживал Керенского, чем ставил на Корнилова, как ему предписывалось из британского МИД?

Борис Колоницкий

Честно говоря, я не помню, чтобы я такое писал насчет директив МИД. И я не думаю, чтобы директивы МИД могли быть так конкретны. Англичане в принципе давали широкий коридор возможностей для дипломатов. Но как Бьюкенен мог открыто поддержать Корнилова? Никак. Причем какие-то миссии поддерживали Корнилова более активно. Я писал о том, что некоторые издательства – например, издательство “Демократическая Россия”, очень крупный производитель листовок – были прокорниловскими. Там были английские и французские деньги. Это один фактор. Второй – конечно, Корнилов был очень симпатичен английским генералам. Он – такой свой, конкретный, консервативный генерал. И они давили. Но генералы – это одна профессия, а дипломаты – другая.

Бьюкенен, конечно, также как и другие союзные дипломаты, в идеале хотел соглашения Корнилова и Керенского. В коридоре своих возможностей он этого пытался добиться. Но он же дипломат. Он не может требовать прямо. Он несколько раз в отношениях с Николаем II и в отношениях с Керенским давал советы. С Николаем – кажется, это был прием на Новый год. Все советы, которые он давал Николаю, были на самой грани допустимого дипломатическим этикетом. И реакция Николая II была вежливая, но острая и жесткая. Осенью 1917 года имели место демарши дипломатов по отношению к Керенскому – тоже на грани вмешательства во внутренние дела. И Керенский тоже остро реагировал.

Любовь Ульянова

А какие советы давал Бьюкенен Николаю II?

Борис Колоницкий

Речь шла об ограничении влияния тех сил, которые Бьюкенен считал в правительстве прогерманскими. Он сам пишет, что ему было неудобно, он понимал, что подходит к черте допустимого. Это показатель того, что они полагали – в России что-то не так.

Любовь Ульянова

Совпадала ли оценка Альфреда Мильнера, бывшего в России в январе – феврале 1917 года, с оценкой Бьюкенена?

Борис Колоницкий

Оценка Мильнера совпадала не только с позицией Бьюкенена, но с позицией всех в то время. Революция была для всех неожиданной, не было никакой серьезной экспертной оценки. Все говорили о кризисе, может быть – о переворотах, о подъеме оппозиционного движения, протестного движения. Но революция была неожиданной для всех. Даже для русской секретной полиции, даже для многих революционеров.

Автор: Борис Колоницкий

Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, профессор Европейского университета