Мы наблюдаем растущий разрыв между реальностью и риторикой. В каждом обществе есть более реальные проблемы, чем те, которые у всех на устах – харассмент или скандалы, связанные с женщинами низкой социальной ответственности. Здесь можно назвать и снижение продолжительности жизни в Соединенных Штатах или вспомнить об уровне медицины в России. Но ни американская, ни российская глубинка, разоренная либо метамфетамином либо паленой водкой, не организовывает марши и протесты. Молодые люди с неподъемной задолженностью по студенческим кредитам не сжигают свои ежемесячные счета – так, как делали их дедушки в 1968-ом. На данный момент опросы показывают самый низкий уровень одобрения политических институтов. Но площади пусты. Все продолжают свою повседневную жизнь. Вместе с тем эксперты ожидают конца истории (хотя сами продолжают вести при этом довольно комфортный образ жизни).
Средний класс потерял солидарность, и глобальная олигархия вряд ли позволит обратить этот процесс вспять, а национальные лидеры рисуют апокалиптические картины ядерных взрывов. Послевоенная эра заканчивается, и политическая мудрость тоже куда-то испаряется. Происходит деконсолидация – консенсус, сформированный в течение десятилетий после Второй мировой войны, исчезает. Общество стало более открытым, но и более изменчивым. Послевоенный период был в значительной степени периодом экономического, культурного и морального развития. Но теперь политические и культурные убеждения наших лидеров стали декадентскими. Дело не в конституционной системе и не в демократических нормах, просто весь набор политических приоритетов послевоенного периода находится в кризисе.
В свое время расизм дискредитировал Америку на международном уровне и давал пропагандистское преимущество Советскому Союзу. В начале двадцатого века именно эксплуатацию рабочего класса считали ущемлением человеческого достоинства. Самым сильным консолидирующим императивом, возникшим в эту эпоху, стала антидискриминация. И антидискриминация с тех пор стала догмой.
Культура должна стать более толерантной; экономика должна быть более инновационной и динамичной. Это новый консенсус. Эти утверждения кажутся нормальными, естественными и правильными. Но здоровое общество должно, прежде всего, поддерживать глубокий основополагающий консенсус, который стабилизирует и саму борьбу за политическую власть. Проблема в том, что эта система уже не справляется с задачей. То, что имело смысл в 1965 и 1980 годах, больше не работает. Усилия по созданию ещё большей открытости и динамизма, наоборот, в настоящее время еще больше подрывают устои. «Холодной войны» больше нет. И все раскрепостились дальше некуда.
Открытая глобальная экономика привела к появлению очень богатых и всех остальных. Средний класс со средними навыками явно проигрывает. И это разделение характеризует большую часть мира. Но этот класс – это уже не пролетариат, к нему не применимы революционные агитки времен XX-ого века. Это тоже подрывает солидарность. Раньше люди всё делали искренне: искренне заблуждались – все вместе верили или не верили в коммунизм, либо в свободный рынок. Сегодня за идеалы никто не станет рисковать не то чтобы жизнью, но даже положением или зарплатой. Все понимают всё. Но люди перестали выходить на улицу.
И если снизу нет запроса даже на то, чтобы объяснить, а собственно – Кто мы? Откуда? и Куда идем? Достаточно показать новую ядерную ракету и нацелить её на ничего не подозревающую Флориду. Остается поддерживать чувство нервозности и опасности. Существует байка о том, что для того, чтобы сохранить фильм «Бриллиантовая рука» в первозданном виде, режиссер Леонид Гайдай пошел на трюк: добавил в конце фильма ядерный взрыв на море и заявил комиссии Госкино, что согласен удалять любые сцены, кроме этой. На вопрос о необходимости взрыва он ответил: «Неужели вы забыли о сложнейшей международной обстановке? Империализм размахивает ядерной дубиной!» Комиссия согласилась сохранить весь фильм, только если будет убран взрыв. На что режиссер и рассчитывал.
Сегодня многие политические проблемы в мире появляются из-за слишком частой смены декораций, неопределенности и слабого понимания происходящего. Либеральный либо консервативный истеблишмент, конечно, привык жить так, как привык. Но их слабое представление о реальности дестабилизирует теперь уже всю политическую культуру. Американские газеты более озабочены рассказами о харассментах, как будто в стране не происходит вымирание целого вида – белых американских мужчин без высшего образования из ржавого пояса, половина из которых в лучшем случае – убежденные алкоголики, в худшем – наркоманы; и как будто единственная социальная проблема заключается в том, смогут ли гомосексуалы всех стран, наконец, пожениться.
Избиратели по всему миру подсознательно все равно стремятся к чему-то другому, к чему-то, что возобновит стабильность и восстановит вовлеченность в экономическую и гражданскую жизнь. Наши основные проблемы сегодня – это, слава Богу, не насилие (его в обществе стало в разы меньше), не чрезмерная консолидация власти и отсутствие открытости – это тоже исчезает со всеобщим доступом к информации. Теперь не только Большой Брат смотрит на тебя, но и ты можешь взглянуть на Большого Брата.
2018 год – не 1984-ый. Но мы страдаем от неуверенности в завтрашнем дне, от какого-то непередаваемого ощущения бездомности, от подозрения, что нам нечего передать своим детям, что у нас нет больше ничего честного и хорошего. Эти страхи и подозрения порождают невозможность развития на всех этапах общественной жизни. Но демократии не свергаются. Также нет и реальной альтернативы свободному рынку, о необходимости которого так долго говорили либералы, и который в настоящее время служит интересам технологических монополий, таких как Google, гораздо больше, чем начинающим предпринимателям из глубинки.
Пока мы ещё формулируем и обеспечиваем соблюдение послевоенного консенсуса. Когда он падет, падем и мы. Во всяком случае, тот мир, который мы привыкли видеть. Риторика о нескончаемом кризисе и призывы к сопротивлению на данный момент идут только из верхушки общества, особенно со стороны левых, которые задавали культурную моду в течение последних семидесяти лет. А вот снизу уже никто не постучит.
Общество близко к тому, чтобы стать непоправимо жестким, непривлекательным и непродуктивным. Но что бы кто ни думал о конкретных кандидатах, нужно идти вперед, широко открыв глаза, а не повернувшись спиной. Послевоенный консенсус отжил свое, он решил реальные проблемы – вчерашние проблемы. Теперь мы должны сохранить то, что осталось и изобрести новый велосипед, который повезет нас в такое будущее, где не нужно будет показывать ядерные ракеты перед выборами.
Конечно, когда враг перед тобой – лицом к лицу, когда ты борешься с абсолютным злом – бьешь немца, гонишь француза до самого Парижа, правда – на твоей стороне. Но сотрясать ядерным оружием, чтобы показать преимущество над и так не особо выдающимися конкурентами?
