РI. 2017 год оказался печальным для отечественной православно-консервативной мысли: одним за другим ушли из жизни Владимир Игоревич Карпец, Игорь Ростиславович Шафаревич. И вот еще одна смерть – умер православный философ, математик, инакомыслящий советского времени Виктор Тростников. Один из тех людей, кто отказался вписываться в любое время – и советское, и постсоветское, всегда шедший против течения.
***
29 сентября 2017 года ушел из своей земной жизни Виктор Николаевич Тростников. Человек он известный в самых различных кругах научной и православной общественности. Многие пишут и высказывают свои соболезнования, публикуют его биографию и говорят о его деятельности, его книгах и выступлениях. Все это доступно в Интернете, и здесь я не стану повторят весь фактический и оценочный материал.
Я поделюсь только несколькими моими встречами с Виктором Николаевичем и теми короткими его высказываниями из наших с ним бесед, которые надолго остались в моей памяти и влияли на мою жизнь. Эти небольшие мелочи могут добавить в жизнеутверждающую установку этого необычного ученого, педагога, церковного писателя, философа и путешественника, поездки которого постепенно сближали русских людей в Русском Зарубежье и православных в самой России.
Необычность этого человека заключалась в том, что он, как и многие в Советском Союзе люди, подвергся действию «отрицательной селекции». Выражаясь словами (сказанными мне лично в Загребе на горе Слеме в 1981 году) известного хорватского академика Евгена Пусича, – юриста, специалиста по теории устройства государственных сообществ, социальным вопросам и благосостоянию граждан, – сущность которой заключается в следующем: «Лучшие люди страны, которые могли бы сделать наибольшую пользу для своей родины, для государства, для людей, в нем живущих, – вытесняются власть имущими на периферию жизни. Их не обязательно убивать, репрессировать, как это делал в вашей стране Сталин. Их можно оставить в живых и выключить из активной общественной и государственной жизни, как это делал в Югославии Иосиф Броз Тито. Такая отрицательная селекция происходит во всех странах мира, и если в США нет интеллектуальной отрицательной селекции (они собирают ученых со всего мира), то там есть моральная отрицательная селекция (если ты нравственный и порядочный человек, то тебе не выжить политически успешно в этом жестком американском мире)».
Эта формула Пусича была применена в СССР и к успешному математику и педагогу Виктору Николаевичу Тростникову. Математика, простейшая из наук, учит людей мыслить, думать и не соглашаться с неверными ответами или неверными, ошибочными результатами. Математики, имея непосредственный опыт с предметами невидимыми, безобразными, но существующими определенно в своем особом мире и важными для человека, познающего истину, обладают профессиональной склонностью, скажем откровенно, болезненно реагировать на ошибки и промахи во всякой человеческой деятельности.
Виктор Николаевич, прикоснувшись к маленькой математической истине, видел искажения во всех других науках, особенно гуманитарных, в СССР, видел причину этого в бездуховности и безрелигиозности советской интеллигенции. Он обращает свое внимание на религиозную философию, философию права, всеобщую историю и ее смысл, которые в Советском Союзе если и были, то в глубоком подполье.
Он – профессор Российского Православного Университета. Публикует в Париже в 1980 году свою первую книгу на новом поприще: «Мысли перед рассветом» и печатается за рубежом в альманахе Василия Аксёнова «Метрополь». Этого достаточно, чтобы подвергнуться отрицательной селекции: он объявляется диссидентом, теряет работу математика, научного работника, преподавателя ВУЗов и становится сторожем, чернорабочим, прорабом.
Но нет худа без добра!
Виктор Николаевич живет теперь настоящей, осмысленной жизнью для себя, для своих близких, для своего народа, своей страны России и Православной Церкви. В отличие от формулы Пусича русская периферия Тростникова стала центром православной жизни и писательско-духовной деятельности Виктора Николаевича.
Я о нем много слышал от своих философских, научных, богословских, писательских, художественных и музыкальных друзей Москвы 80-х годов прошлого века (это наше знаменитое философское сообщество в Кадашах). В то время я был поглощен философией Ивана Александровича Ильина, запрещенного в СССР, но хранившегося втайне от властей в своих знаменитых книгах и имевшихся у некоторых «отрицательно отселектированных» жителей моей страны. Нам, молодым, считавшим, что государственные и политические идеи Ивана Ильина спасут и возродят постбольшевстскую Россию, чему мы верили в его предсказаниях, книги Ильина могли быть доступны только в ксерокопиях (3 коп за разворот – небольшая цена, но если учесть, что копировали десятками тысяч страниц, да еще подпольно, т.е. скрыто от начальства, – то цена огромна в прямом и переносном смысле).
Так я стал собирать понемногу все книги русского религиозного философа. Первыми были его брошюры «Кризис безбожия» и «Основы Христианской культуры». Третьей ксерой был второй(!) том его «Наших задач». Но как достать первый том, после прочитанного, нет, проглоченного второго тома? Сергей Хоружий из нашей компании на мое вопрошание дал точный ответ: «Том есть у Виктора Тростникова, вот его телефон». Я позвонил, и Виктор Николаевич любезно согласился предоставить мне оригинал книги для копирования (замечу, что у меня сейчас есть все оригинальные книги Ивана Александровича Ильина, кроме двухтомника «Наши задачи», так что Виктор Николаевич давал мне в руки величайшую редкость); только я должен был приехать к нему домой. Помню, как я ехал долго и в неизвестное мне место, кажется, Раменки, сейчас уже не запамятовал. Встретил меня очень симпатичный и добрый человек, старше меня, как оказалось, на 19 лет, поэтому особенно мною уважаемый, так как я с детства любил прислушиваться к старшим и не напрасно: старинная и древняя форма обучения – учитель и ученик.
Надо сказать, что и Виктор Николаевич разговаривал не свысока своего возраста, опыта и мудрости, и ему, как я заметил, было интересно слушать меня и то, о чем я говорил. Его супруга приготовила прекрасный обед и накрыла стол; беседа проходила во время трапезы. Собеседником Виктор Николаевич был превосходным, слушать его можно было до бесконечности. Был ещё необычный обитатель этого дома – собака чау чау, «лохматый лев». Я видел такую породу первый раз в жизни, Виктор Николаевич рассказал мне о ней, и это было прелюдией нашей беседы («древнейшей восточной мудрости напевы», что-то в этом роде).
Говорили об Иване Ильине, о России и о Православии. Меня интересовал именно этот порядок. Виктор Николаевич на самом деле говорил по значимости в обратном порядке: о Православии, о России и об Иване Александровиче. Это я сразу подметил и запомнил на всю жизнь. Иерархия ценностей здесь была очевидной и естественной, а главное логичной и не навязчивой. Этому я научился у него и, естественно, позже, постигая шаг за шагом национально русскую и религиозную философию Ивана Ильина. А первые шаги были сделаны мною здесь, в доме Виктора Николаевича Тростникова.
Вторая встреча произошла на вечере Виктора Николаевича Тростникова в Центре Культуры и Искусства «Меридиан», что на Калужской площади. Зал был заполнен до отказа. Виктор Николаевич только что вернулся из Монреаля и рассказывал о своей встрече с Иосифом Муньосом Кортесом, хранителем мироточивой Монреальской копией иконы Иверской Божьей Матери, которую Иосиф Муньос приложил к оригинальной иконе на Святой Горе Афон в Иверском монастыре. Виктор Николаевич привез с собой большой кусок ваты, пропитанной миром на этой иконе, и, спустившись в зал, стал раздавать кусочки ваты зрителям. Я сидел во втором ряду и мне достался такой кусочек (может быть, по знакомству, которое произошло ранее). Этот запах и его благоухание произвели на меня, как и на всех в зале, сильное впечатление и запомнился мне навсегда. Зная, что мироточивая Монреальская икона Божией Матери привозилась Иосифом Муньосом во многие страны мира, но никогда не была в России, а теперь зная еще, что в ночь с 30 на 31 октября 1997 года Иосиф Муньос был убит в Афинах, а Монреальская Иверская икона бесследно исчезла, подарок Виктора Тростникова русским православным христианам на вечере в «Меридиане» переоценить нельзя.
Третья встреча произошла в августе 1991 года во время так называемого путча. Его неизбежный результат уже был всем ясен, и я разговорился с Виктором Николаевичем по пути на встречу с «Русскими соотечественниками» (которые приехали в Москву по случаю праздника Преображения Господня и первого за долгие годы богослужения Патриарха Алексия II в Успенском Соборе Кремля), где Тростников должен был выступать. Я спросил его, что он думает от происходящих событиях в Москве и в стране вообще. Виктор Николаевич ответил весьма уверенно: «Это вмешательство Бога в нашу историю».
Меня этот ответ несколько смутил; он мне показался слишком либеральным, чего я от Виктора Николаевича откровенно не ожидал, хотя сам не симпатизировал ни путчистам, ни ельцинистам, ни «виновнику торжества» Михаилу Горбачеву. Но мне стало ясно после такого ответа на мой вопрос, что когда в России происходят события, выходящие за пределы человеческой компетентности, тогда в Историю вступает Бог. И в этом смысле стал понимать фразу Виктора Тростникова, сказанную мне тогда в смутное и тревожное для России время.
Четвертая встреча произошла года через три. Мною уже были подготовлены два тома Сочинений И.А. Ильина для Приложения к журналу «Вопросы философии», в 1991 году вышла моя статья в этом журнале «Ильин как правовед» и публикация блестящей работы Ивана Ильина «О монархии и республике», которую либеральная общественность пыталась дезавуировать, представив ее как «новую славянофильскую утопию»[1]. Наступил 1993 год – год 110-летия со дня рождения русского философа, который был отмечен выходом первого тома Собрания сочинений И.А. Ильина в «Русской книге» и первым в России вечере, посвященном этой знаменательной дате, который организовал Евгений Никифоров и основанное им Просветительское Общество «Радонеж». Докладчиками предполагались Виктор Тростников «Жизнь русского религиозного философа Ивана Ильина», Юрий Лисица «Философия Ивана Ильина» и Владимир Махнач «Иван Ильин о свободе. По книге “Путь духовного обновления”». Но Виктор Николаевич был в этот момент в Мюнхене (с русско-объединяющей миссией) и на мою долю выпала честь взять его тему и соединить со своей. Вечер оказался успешным, а вторым именем после Ильина витало в атмосфере зала имя Виктора Николаевича Тростникова.
Пятая встреча моя с ним произошла 22 июля 2006 года на конференции «Москва – Третий Рим» в Свято-Елеазаровском женском монастыре. Я сидел в президиуме Конференции вместе с Виктором Николаевичем и другими специалистами по этому вопросу, хотя сам придерживался критической по отношению к этой концепции точки зрения о. Георгия Флоровского в его «Путях русского богословия» и был приглашен на Конференцию по ошибке или недоразумению[2]. Мое выступление было как раз перед выступлением Виктора Николаевича. В своем докладе я пожелал объяснить всем, что в произведениях Ивана Александровича Ильина нет ни одного упоминания знаменитой идеи старца Филофея (этого же монастыря, в котором мы находились) «Яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти». Моя некоторая бестактность на этой Конференции была вызвана тем, что Ильин не придерживался этой теории и что об этом почти никто не знает. Однажды в Институте Государства и Права я был третьим общественным оппонентом на защите кандидатской диссертации по правовой философии Ивана Ильина и услышал поразившую меня своей неграмотностью фразу первого оппонента, доктора философских наук: «Защищаемая диссертация хорошая. Только мало цитат из Ивана Ильина об идее “Москва – Третий Рим”». Фраза дважды меня удивила – автор диссертации не мог цитировать Ильина по этому вопросу, так как таких цитат вообще нет – откуда взяться бы «меньше» или «больше», а значит, оппонент не читала диссертацию; и второе, что по умолчанию считается, что все православные – приверженцы этой идеи, что совсем не так. В своем выступлении в монастыре я так увлекся (зашелся!), что превысил отведенное мне время в два раза. Тростников, выходивший к трибуне после меня, бросил фразу: «Забрал мое время. Я сам могу так долго говорить».
Справедливости ради, Виктор Николаевич говорил по теме и так интересно, что никто его не останавливал, и он тоже превысил регламент в два раза. Прекрасна была его речь.
Шестая наша встреча была в Самаре в 2008 году на трехдневной конференции посвященной 125-летию со дня рождения Ивана Ильина, организованного тогда еще архиепископом (а сейчас митрополитом) Сергием. Мы с супругой прилетели в Самару чуть позже и нас привезли в храм, где архиепископ уже служил Всенощное бдение. Нас привели в отдельную ложу, где были главные участники конференции. Среди них был и Виктор Николаевич. Я вел себя молча и только кивал головой знакомым, а он бросил фразу: «Чего не признаешься?» Повеяло чем-то родным и близким. Я учтиво с ним поздоровался и познакомил Виктора Николаевича со своей супругой Ольгой.
Конференция была интересной и продуктивной; мы с Виктором Николаевичем возглавляли два из трех направлений. После вечерней службы архиепископ пригласил нас на трапезу. Я про себя отметил, что Виктор Николаевич был патриархом среди мирян и самым приближенным к клиру. Он и чаще брал слово, и активно не только принимал участие в Конференции, но записывался по нескольку раз на местном православном телевидении, мы с ним там столкнулись. Он даже подписал моей супруге, а не мне, свой знаменитый «Трактат о любви. Духовные таинства». Но на заключительном заседании Конференции, когда подводили итоги, Виктор Николаевич произнес неожиданную речь. Тогда в России многие «рвали на себе одежды» и просили Президента России Владимира Путина изменить Конституцию и идти на третий срок.
Виктор Николаевич выразил это, как итог его секции, в необычной образно-метафорической форме: «Владимир Владимирович, измените Конституцию, идите на третий срок. Русский народ готов даже, чтобы по нему прошелся каток, лишь бы сохранилась Россия. Сохраните Россию». И я тут, первый раз в жизни, возразил Виктору Николаевичу, конечно, понимая его любовь к России. «Виктор Николаевич, – сказал я, – по России часто проезжали катками. Не нужны нам очередные жертвы. Владимир Владимирович не только владеет технологией власти, он владеет искусством сохранения личной власти и он убережет Россию без самочинного изменения ее Конституции». Я оказался прав, как показали последующие события.
Последний раз мы встречались с Виктором Николаевичем на круглом столе в Доме Русского Зарубежья, посвященном 130-летию со дня рождения Ивана Александровича Ильина. Виктор Николаевич уже выглядел заметно постаревшим, говорил импровизированно и очень хорошо. Предлагал издать цитатник Ильина наподобие цитатника Мао Цзэдуна. Я и здесь посмел деликатно возразить своему невольному жизненному учителю Виктору Николаевичу Тростникову: «Иван Ильин и Мао Цзэдун как представители политической философии находятся в совершенно различных и очень далеких смысловых регионах. Это несоизмеримые величины. Не нужно, Виктор Николаевич, издавать нам в России цитатник Ивана Ильина».
Хочется попросить у усопшего раба Божьего Виктора прощение за те слова, которые я мог произнести при наших встречах и которые он посчитал бы бестактными и невежливыми.
Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему Виктору и сотвори ему вечную память.
[1] См.: Пивоваров Ю. С. Может ли спасти Россию самодержавная монархия? (о чем думается после прочтения книги И. Ильина “О монархии и республике”) // «Вопросы философии», 1991, № 6, с. 76-84.
[2] «Теорию Третьего Рима» о. Георгий критиковал: «Так происходит сужение православного кругозора. И уже недалеко и до полного перерыва самой греческой традиции, до забвения и о греческой старине, то есть об отеческом прошлом. Возникает опасность заслонить и подменить вселенское церковно-историческое предание преданием местным и национальным, – замкнуться в случайных пределах своей поместной национальной памяти».