«Из Германии туманной…»: вклад немцев в науку и культуру США (вторая половина XIX и начало ХХ веков)

Сегодня мы представляем Соединенные Штаты «мультикультурной», но англоязычной страной. Перепись 1910 г. насчитала около 8,3 млн. американцев германского происхождения (10% белого населения страны), 4,5 млн. ирландского и 3,2 млн. британского происхождения. Четверть германо-американцев родилась в Старом Свете, три четверти – в Новом. Основанный в октябре 1901 г. Национальный германо-американский альянс к 1914 г. насчитывал более 2 млн. членов. Даже в 2000 г. 15% американцев заявили о своих немецких корнях ¹.

«У каждого американца среди соседей были немцы по рождению или по происхождению. Каждый из нас знал Гуса или Ганса, Хайни или Рудольфа», – заметил летописец эпохи Марк Салливен. Он преувеличил, поскольку большинство переселенцев и их потомков сосредоточилось в средней части Атлантического побережья и в северной части Среднего Запада. Однако с общей оценкой Салливена, относящейся к периоду перед Первой мировой войной, можно согласиться: «Мы уважали их. Каждый американец, будь то фермер из Айовы или служащий из Нью-Йорка, знал немцев в Америке как добрых граждан и дружелюбных соседей» ².

Переселенцы хранили обычаи и культуру фатерлянда, но, адаптируясь к новым условиям, быстро переходили на английский язык и постепенно забывали родной. Этому способствовало неприязненное отношение «старых» американцев к другим наречиям. Конгрессмен Ричард Бартольд (1855-1932) – один из самых известных германо-американцев рубежа веков, 22 года представлявший на Капитолии штат Миссури, – жестко возразил: «Храня в сердце подлинную верность, мы можем выразить ее на других языках столь же прекрасно, как на английском. Человек может быть по-настоящему хорошим американцем, даже не зная английского, как и тот, кто физически не способен говорить. Разумеется, – добавил он, – каждый американский гражданин должен владеть языком своей страны» ³.

Немецкий вклад в американскую науку и культуру сто лет назад был темой многочисленных публикаций и оживленных споров, вызванных стараниями интервенционистов втянуть США в войну против Германии и ответными усилиями удержать страну от этого. Первые вещали о «тевтонском заговоре в американском образовании», вторые приводили фамилии и факты. Сейчас этот спор почти забыт, хотя конспирологи иногда вспоминают «тевтонов» рубежа веков, отыскивая корни мрачного призрака «гитлеровской пятой колонны» (еще один миф интервенционистской пропаганды!). Аргументы вторых не в ходу: германо-американцев, о которых помнят, считают просто американцами, а о других позабыли.

Граф Иоганн Генрих фон Берншторф (1862-1939), германский посол в Вашингтоне в 1909-1917 гг., скептически оценивал культурно-образовательный потенциал германо-американцев, заметив, что «происходя из низших классов, они не привезли с собой никакой культуры» ⁴. Это утверждение настолько легко опровергается фактами, что о нем не следовало бы говорить, если бы не одно «но». Аристократ по рождению и либерал по убеждениям, Берншторф имел в виду не столько социальное происхождение соотечественников, ставших американцами, сколько отсутствие у них развитого национального самосознания и политических амбиций, которые отличали, например, американцев ирландского происхождения. И с этим трудно не согласиться.

Того же мнения был его предшественник на посту посла барон Герман Шпек фон Штернбург (1852-1908), писавший в 1906 г. в Берлин: «На Среднем Западе особенно видно, что немцы как были, так и остаются неспособны, несмотря на свое дальнейшее численное увеличение, к участию в политике» ⁵. Этим объясняется их относительно вялая реакция на начало войны в Европе в августе 1914 г.: новая родина оказалась гораздо ближе исторической.

Что толкало немцев за океан – и каких немцев? Гуго Мюнстерберг (1862-1916), самый знаменитый немецкий ученый в США, в 1916 г. утверждал: «Немцы приехали сюда не из-за недовольства культурой или социальной системой своей родины. Они пересекли океан в поисках лучших зарплат и более просторных ферм, а не лучшего государственного устройства или более широких идеалов» ⁶.

С ним решительно не соглашался конгрессмен Бартольд. Сын участника революции 1848 года, оставшегося в Германии, когда многие отправились в Новый свет, сам он покинул родину в 1872 г. в поисках политической свободы, вдохновляясь идеями Декларации независимости о всеобщем равенстве и словами Линкольна о «правлении для народа». Бурное развитие созданной в 1871 г. Германской империи к концу века почти свело на нет эмиграцию, особенно из «образованного сословия». «Недостаток желательных иммигрантов еще почувствуется в Соединенных Штатах как ощутимая потеря», – предупреждал Бартольд ⁷.

Передо мной редчайшая вещь – настенный календарь «Строители Америки» на 1918 год с иллюстрациями Карла Рейхвагена, выпущенный издательством Джорджа Сильвестра Вирека (1884-1962), германо-американского поэта, писателя и публициста, героя моей книги «Больше, чем одна жизнь». Он попал ко мне уже после выхода биографии, поэтому расскажу подробнее.

Вирековский календарь на 1917 год, тоже имеющийся в моем собрании, посвящен Центральным державам и открывается портретом кайзера Вильгельма. За год ситуация радикально изменилась. Для нового календаря Вирек отобрал – по числу месяцев (порядок следования определялся месяцем рождения) – 12 человек, значимость которых для США тогда не подвергалась сомнению. Всех объединяло германское происхождение. За одним исключением, они родились в Старом свете, но большую часть жизни прожили в Новом, с которым связаны их главные достижения.

Фридрих Август Мюленберг (1750-1801) – спикер законодательного собрания Пенсильвании и первый спикер Конгресса Соединенных Штатов.

Карл Шурц (1829-1906) – участник революции 1848 года, генерал армии «северян», сенатор, министр внутренних дел в администрации Резерфорда Хейза. Автор знаменитого афоризма, который обычно цитируют искаженно: “My country! When right keep it right, when wrong set it right!”.

Франц Либер (1800-1872) – профессор истории, экономики и политической науки Колумбийского университета, редактор «Американской энциклопедии», автор «Учебника политической науки». Девиз: «Дорога мне родина, еще дороже Свобода, но всего дороже Правда!» (Dear is my Country, dearer still is Liberty, dearest of all is Truth!).

Теодор Томас (1835-1905) – дирижер, возглавлявший оркестры в Нью-Йорке и Чикаго.

Отмар Мергенталер (1854-1899) – изобретатель линотипа – строкоотливной наборной машины, произведшей революцию в печатном деле.

Иоганн Август Рёблинг (1806-1869) – инженер, построивший первый мост через реку Ниагара и спроектировавший Бруклинский мост.

Иоганн Якоб Астор из Валдорфа (1763-1848) – основатель династии бизнесменов.

Эмануэль Лётце (1816-1868) – живописец, автор картин на темы американской истории («Вашингтон пересекает реку Делавар» и др.)

Франц Зигель (1824-1902) – участник революции 1848 года, генерал армии «северян».

Винфильд Шлей (1839-1911) – потомок немецких пионеров, адмирал, герой испано-американской войны 1898 года.

Фридрих Вильгельм Штойбен (1730-1794) – адъютант Фридриха Великого во время Семилетней войны, сподвижник Джорджа Вашингтона во время Войны за независимость и один из создателей его армии.

Карл Биттер (1867-1915) – скульптор, уроженец Вены.

Выбор не бесспорный, но обдуманный: в календаре не могло быть пустых листов. Хорошо, что «знаковые» Мюленберг, Шурц и Штойбен появились на свет в разные месяцы.

Всего 12 человек, но можно сделать первые выводы о сферах деятельности выходцев из Германии: военное дело (это, правда, в прошлом), наука, бизнес, пластические искусства, музыка. Мало администраторов и политиков, всего один бизнесмен (Астор), нет журналистов и писателей. Люди дела, практики, созидатели, а не барышники и болтуны. Причем прогрессивные: участники революции 1848 года и генералы армии «северян» – и никаких конфедератов!

Календарь «Строители Америки» дает пищу уму, но для серьезного анализа его недостаточно. Далее «путеводителем» нам послужит еще одна редкость – книга «Германские достижения в Америке», написанная литератором и художником Рудольфом Кронау (1855-1939) и выпущенная в 1917 г., но не знаю точно, до вступления США в войну или после ⁸. С этим богато иллюстрированным томом на мелованной бумаге (мой экземпляр с автографом автора) куда приятнее работать, чем с тем же текстом в интернете.

Уроженец Золингена Кронау в 1881 г. отправился на «Дикий Запад» в поисках ярких впечатлений и прославился рисунками из жизни индейцев, которые миролюбиво отнеслись к «бледнолицему». В конце XIX в. его книги о Новом свете пользовались большой популярностью в германоязычном мире. Полюбив Америку и проникнувшись сознанием того, как много для нее сделали немцы, Кронау поселился в США, получил в 1900 г. гражданство и стал писать по-английски. С учетом личного опыта и пристрастий он уделял особое внимание немецким «пионерам» и романтике «фронтира».

В американской политике – национальной и местной – немцы и их потомки, действительно, играли скромную роль. «170 членов Конгресса имеют ирландское происхождение, – напомнил Вирек в феврале 1915 г. – Нет причин, почему к ним не могут добавиться 170 человек немецкого происхождения. Нет причин, почему мы не должны прилагать усилия к избранию людей нашей крови, которые согласны с нашими принципами, принципами подлинного американизма» ⁹.

«Конечно, эти ирландцы не образуют партию, и никто не мечтает о создании германской партии рядом с демократами и республиканцами, – подхватил Гуго Мюнстерберг. – Нет ничего более пагубного для американской жизни, чем Конгресс, представляющий только этнические группы. Однако 170 ирландцев располагают влиянием, благодаря которому требованиям американцев ирландского происхождения обеспечены уважение и выполнение. Если немцы, опираясь на единую организацию, станут серьезным фактором практической политики, если проповедники ненависти к Германии потерпят поражение на выборах везде, где возможно, если сотня или больше демократов и республиканцев германского происхождения пройдет в Конгресс, повторение невыразимых моральных страданий двадцати миллионов (так! – В.М.) германо-американцев станет невозможным» ¹⁰.

«Не могу представить ничего более разрушительного для американской политической жизни, чем перспектива наличия в Конгрессе фракций, связанных национальными инстинктами, которые чужды всему народу», – возразил им профессор германистики Гарвардского университета Куно Франке ¹¹. В этом вопросе единства среди германо-американцев не было.

В сфере производства и бизнеса немцы проявили себя прежде всего в том, что было связано с изобретательством и внедрением новых технологий. Рёблинг-старший спроектировал Бруклинский мост, который построил его старший сын Вашингтон Рёблинг (1837-1926). Альберт Финк (1827-1897), Адольф Бонзано (1830-?), Густав Линденталь (1850-1935) внесли огромный вклад в мостостроение. Адольф Сутро (1830-1898) модернизировал технологию горнопроходческих работ. Потомок переселенцев и сын изобретателя Джордж Вестингауз (1846-1913), придумал и внедрил воздушный тормоз и новую систему сигнализации для железных дорог, зарегистрировал более 400 патентов и создал «Вестингауз электрик». А ведь строительство железных дорог и добыча полезных ископаемых лежали в основе американского экономического чуда XIX века. Чарльз (Карл) Штейнмец (1865-1923) и Франк Кёстер (1876-1927) были пионерами в строительстве электростанций, сочетая высокую инженерную квалификацию с деловой хваткой.

Профессор геологии Калифорнийского университета Ойген Хильгард (1833-1916) стал одним из крупнейших почвоведов Америки, работы которого помогли превратить многие пустынные земли в пригодные для сельского хозяйства. Немцы стояли за кампанией в защиту лесов, необходимых для сохранения плодородных почв. Продукцию с немецкими брендами «Heinz» и «Maull» до сих пор можно видеть на полках продовольственных магазинов всех континентов. «Королем» американского пивоварения в начале ХХ века был Адольфус Буш (1839-1913), основатель Германского музея в Гарвардском университете. Неудивительно, что немцы были противниками «сухого закона» и пропагандистами «умеренности».

В банковском деле, в торговле и в адвокатуре, обслуживавшей интересы бизнеса, было много выходцев из Германии и их потомков, но преимущественно евреев – назову хотя бы Якоба Шиффа (1847-1920), Оскара Страуса (1850-1926), Сэмюэля Унтермейера (1858-1940). Сыном эмигрантов из Германии был Чарльз Нэйждел (1849-1940), юрисконсульт концерна Буша и министр торговли и труда в администрации Уильяма Тафта.

Вкладу немцев в американское образование почетный президент Гарвардского университета Чарльз Элиот посвятил речь «Долг Америки перед Германией» (9 мая 1913 г.). Высокая оценка из его уст примечательна не только статусом и авторитетом оратора в педагогических и интеллектуальных кругах страны, но и тем, что с началом войны в Европе в 1914 г. Элиот стал яростным германофобом и требовал немедленно выступить на стороне Антанты.

В Новый свет немцы принесли опыт европейской педагогики, начиная с Песталоцци, и дух академической свободы, основывали школы, участвовали в создании университетов, задавая тон развитию целых направлений в технической и в гуманитарной сфере. В самом Гарварде в то время работали два знаменитых немца, судьбы которых выходят за рамки их личного опыта.

Гуго Мюнстерберг был фигурой национального масштаба в Америке и в Германии и мировой величиной в профессиональной сфере. Он создал практическую психологию или, как сам ее называл, «психотехнику», заложил основы психотерапии, судебной психологии и профессионального отбора, воспитал несколько поколений ученых, много сделал для популяризации науки и писал на самые разные темы, включая кино.

Выходец из семьи данцигских евреев-коммерсантов, Мюнстерберг был немецким националистом и имперским патриотом, что отличало его от Шиффа или Страуса. В 22 года он получил степень доктора философии в Лейпцигском университете, где работал под руководством основателя экспериментальной психологии Вильгельма Вундта, через два года – доктора медицины в Гейдельберге. На конгрессе психологов в Париже в 1889 г. он познакомился с Уильямом Джеймсом, который три года спустя пригласил его возглавить психологическую лабораторию в Гарварде. Едва зная английский язык, Мюнстерберг через три месяца заговорил на нем, а через полтора года читал лекции, хотя и не избавился от «тевтонского» акцента. В 1895 г. ему предложили постоянную работу.

Оставаясь германским подданным, Мюнстерберг выбрал США, где перед ним открылись лучшие профессиональные, социальные и финансовые перспективы (вспомним процитированные выше его словах о причинах немецкой иммиграции в Новый свет). В 34 года он стал профессором, через год был избран президентом Американской психологической ассоциации, в следующие два года возглавил отделение философии Гарварда и выпустил первую из многочисленных книг на английском языке.

Это была настоящая «история успеха», «американская мечта», при том что ученый не порывал связей с родиной, хотя в 1905 г. отказался от кафедры философии в Кёнигсберге, которую некогда занимал Кант. «Его книги об Америке – самая глубокая интерпретация американской жизни. В равной степени умело он объяснял германские идеи и идеалы народу Соединенных Штатов», – констатировал его младший друг Вирек.

В отличие от Мюнстерберга, Куно Франке посвятил педагогическую и научную деятельность германистике: преподавал немецкий язык и литературу, руководил большим проектом по переводу немецких классиков на английский язык и возглавлял Германский музей. Опять-таки в отличие от Мюнстерберга он получил американское подданство, женился на американке и старался жить демократично и «по-американски».

Мюнстерберг не скрывал, что в умственном и социальном отношении ставит немцев выше американцев, которые «не способны проникнуть в сознание других народов», «не могут понять язык иностранной политической мысли и воображают, что все должны стремиться говорить на американский манер» ¹². Вряд ли об этом стоило открыто заявлять людям, которых пытаешься привлечь на свою сторону, – и в почте автора замелькали письма, адресованные «профессору Монстербергу» и «барону Мюнхгаузену». С началом войны Мюнстерберг наряду с Виреком страстно защищал Германию, не пытаясь изображать объективность, что привело к изоляции от коллег и к остракизму, ускорившему смерть ученого в декабре 1916 г.

Франке подобных высказываний не допускал и предупреждал германо-американцев об опасности самоизоляции – словом, вел себя как лояльный американец, не отрекшийся от родины предков. Однако с вступлением США в войну ему пришлось временно прекратить преподавание. Германский музей был закрыт на несколько лет, но Франке смог сохранить его фонды.

Немецкий язык занимал прочные позиции в школьном образовании США. В 1900 г. его изучали 14% американских школьников, в 1914 г. – 24%, при 10% изучавших французский ¹³. Он считался языком науки и техники, а значит, потенциального успеха в карьере и бизнесе. Люди разного происхождения охотно отдавали детей в «немецкие» школы, известные высоким уровнем подготовки и демократизмом: в большинство принимали негров. Подробное описание преподавания немецкого языка в американских школах на рубеже веков составил Луи Фирек (1851-1922) – известный журналист и отец Джорджа Вирека.

Выходцы из Германии и Австрии привили американцам вкус и любовь к классической музыке. Образ «империи доллара», царства «желтого дьявола» для многих начисто заслонил страну ценителей изящных искусств. Да, в XIX в. Соединенные Штаты не дали миру выдающихся и даже просто знаменитых композиторов, музыкантов, певцов, но американская публика с восторгом принимала Петра Чайковского и Антона Рубинштейна, Густава Малера и Рихарда Штрауса. Немногие страны могли похвалиться таким количеством симфонических оркестров, концертных залов, музыкальных и хоровых обществ и школ в провинции, а не только в столице и крупных городах. Германо-американцы были среди организаторов и исполнителей, слушателей и спонсоров, поскольку за всем этим стояли частные пожертвования.

Похожая ситуация сложилась в сфере пластических искусств, но здесь немцы выступали ревнителями традиций – «лекарством против опухолей так называемого “современного искусства” вроде футуризма, кубизма и прочих безумных “измов”», отметил Кронау, в чьей собственной живописи академизм был окрашен в романтические тона.

Среди «Строителей Америки» нет журналистов, хотя немцы сыграли большую роль в истории американской печати. В условиях войны первой попала под удар немецкоязычная пресса: в 1914 г. это 537 газет, включая 53 ежедневных, с общим тиражом 1753 тыс. экземпляров для еженедельных и 620 тыс. для ежедневных. В одном Нью-Йорке каждый день выходило семь политических газет на немецком языке; тираж старейшей (основана в 1854 г.) и наиболее известной «New Yorker Staats-Zeitung» в 1914 г. достиг 70 тыс. экземпляров ¹⁴. К 1920 г. из них уцелело 251, при том что в официальном отчете сенатской комиссии говорилось: «Газеты на иностранных языках являются угрозой нашей стране, если не используются для содействия ассимиляции чужеродных элементов и для помощи процессу американизации» ¹⁵. Бартольд считал иноязычную прессу эффективным средством «американизации» иммигрантов: откуда еще они быстро получат необходимые знания о своей новой стране?

Самые скромные достижения в Новом свете у немцев были на поприще словесности. Местная германоязычная литература еще меньше могла тягаться с англоязычной, чем журналистика. Известность поэтов Удо Брахвогеля (1835-1913) и Конрада Ниса (1862-1922) не вышла за пределы узкого круга читателей немецкой поэзии. Георг Сильвестр Фирек, ставший в Америке Джорджем Сильвестром Виреком, смог привлечь внимание американского читателя к своим немецких стихам, но только после перхода на английский язык изведал хоть и недолгую, но общенациональную славу первого (и последнего) декадента Нового света.

Насколько все сказанное актуально для современной Америки? Василий Ванчугов недавно вспомнил о «немецком компоненте в американском плавильном тигле» в связи с успехами Дональда Трампа – внука переселенцев из Германии, которого недруги сравнивают с Гитлером (лучший способ опорочить оппонента!).  Так ли важно, где родился и учился строитель моста, связывающего Бруклин и Манхэттэн? Но Рёблинга – и не его одного – чтут и на исторической родине. Джордж Вирек называл целью своей жизни «рассказать стране моих детей о стране моих родителей». Похоже, это необходимо и сейчас.