О поразительных и, к сожалению, остающихся малоизвестными фактах сообщил выходящий в США «интеллектуальный журнал» (по американской классификации) «The New York Review of Books» (сайт от 16.11.2015). 1 По результатам опросов, проведённых в июле 2014-го, каждый четвёртый(!) француз в возрасте от 18 до 24 лет «сочувствовал» или «очень сочувствовал» головорезам ИГИЛ* (и вряд ли доля эта существенно изменилась после недавних терактов в Париже). Конечно, среди сочувствующих немало мусульман, но большинство составляют этнические французы. Примерно такова же, сообщается далее, доля сочувствующих в США и в других европейских странах. Реноме журнала позволяет предположить, что редакция вряд ли воспользовалась непроверенными данными.
Из чего следует, что ИГИЛ, оно же ДАИШ, – это не только террористическая группировка, претендующая на статус государства. ИГИЛ – это состояние ума. Если угодно, умоисступление. В определённой степени оказавшееся заразительным далеко за пределами Ближнего Востока.
Вот почему невозможно понять это движение, оставаясь в плоскости политики и экономики; что имеет место у подавляющего большинства комментаторов. Конечно, с политикой и с экономикой нельзя не считаться, но по сути своей движение является всё-таки религиозным, а у секулярно мыслящих людей в этих вопросах «глазу нет». Исступлённая религиозность головорезов (по крайней мере, так можно сказать об их религиозном ядре, к которому присоединяются, как это обычно бывает, просто увлечённые течением или же усмотревшие в нём для себя некоторую выгоду) многим кажется неправдоподобной. К примеру, Грейм Вуд пишет в журнале «The Atlantic» (тоже США), что вся история с ИГИЛ представляется ему «фантастическим рассказом на средневековые темы, но с реальной кровью». 2 Полагаю, что «темы» затронуты здесь не только средневековые, времён первоначального ислама, но и другие, уходящие в глубину древности.
Прав был Ямвлих (III век от Р.Х.): «без богов богов нельзя понять»; то есть не имея веры в «своего» бога, нельзя понять чужих богов.
Ближе других подошли к истине Скотт Этран и Нафиз Хамид в статье, опубликованной в том же номере «The New York Review of Books”: «Те, кто считает Исламское государство просто формой «терроризма» или «насильственного экстремизма», не видят реальной угрозы. Те, кто называет игиловцев «нигилистами», опасно отклоняются от понимания их миссионерского пафоса: они ведь хотят, ни много ни мало, изменить и спасти мир. Акты насилия, которые воспринимаются как ужасные и бессмысленные, являются для них частью воодушевляющей их кампании посредством сакрального убийства и самопожертвования». 3 Здесь верно, в частности, указание на архаическую составляющую в их умонастроениях.
Есть точка зрения, что игиловцы просто воспроизводят первоначальный ислам, освобождая его от последующих «наслоений». Это не так: принципиальных отличий очень много. Например, зверская жестокость, прежде всего прочего обращающая на себя внимание, не находит соответствий ни в нормах шариата, ни в практике раннего мусульманства. Тогда тоже случались, как принято говорить, эксцессы, но обычно сожительство мусульман с немусульманами, особенно «людьми Писания» (христианами и иудеями) было вполне мирным. Рабство, возрождённое игиловцами (ещё одна шокирующая вещь), в VII веке было повсеместной нормой и находило оправдание в Коране, но пафос его состоял всё-таки не в закреплении этой традиции, а наоборот, в постепенном освобождении от неё.
Ислам в игиловском толковании обращает на себя внимание не верностью ортодоксии (уже ваххабизм, который игиловцы формально исповедуют, допустил отступления от неё), а напротив, смешениями и смещениями – как в сторону архаики, так и в сторону «этого безумного, безумного мира».
Отступлению в архаику, возможно, в какой-то степени поспособствовали гении места. В верховьях Тигра и Евфрата располагался, как считается, первоначальный рай; но здесь же произошло и падение человека. Падение это было глубоким: жившие здесь племена поклонились богам, у которых «сердца были косматые, а повадки звериные»; они не могли обойтись без того, чтобы на их алтарях не дымились груды человеческого мяса. Сколь ни диким и сколь ни безобразным на современный взгляд представляется такое их, а точнее, уверовавших в них людей поведение, в нём был глубокий религиозный смысл, как это показал Рене Жирар в книге «Насилие и священное» (М. «НЛО». 2000). Одна из основных интуиций человека – ощущение собственной нечистоты, в нравственном и любом ином смысле. Чтобы искупить вину, которую они сами себе вменяли, люди приносили в жертву тех из своего числа, кого назначали на роль «козла отпущения».
С этой жестокой практикой на идейном уровне было покончено, когда явился людям Бог, который принёс в жертву собственного Сына – за них и ради них. Эта радикальная перемена не ограничилась ареалом становящегося христианства: его оплодотворяющая пыльца в той или иной степени преображала всё, что с ним соприкасалось. В первую очередь это относится к исламу, испытавшему сильное влияние родственной «авраамической» веры, возникшей шестью столетиями ранее (напомню, что Иисус почитается в исламе как пророк, хоть и второй по значению после Мухаммеда).
Увы, в человеке, как писал Д.С.Мережковский, есть «пережиточные клетки», «атомы, уходящие в глубь веков». Они выталкиваются на поверхность, когда складываются благоприятные к тому обстоятельства. Что и происходит сегодня на Ближнем Востоке: мы видим, что из-за спины Аллаха (насколько я знаю, имеющего, по мусульманским представлениям, человекоподобное тело) выглядывает рогатый быкомордый Ваал, самый жестокосердный из богов древнего Ханаана, в жертву коему родители приносили живых младенцев, бросая их прямо в пылавший перед его святилищами огонь.
Но смещение происходит и в другую сторону. Игиловцы облучены западной, преимущественно американской масскультурой, что, собственно, и создаёт для них образ врага, которого необходимо одолеть. Конечно же, в этом образе слишком много отталкивающего – если смотреть с некоторой нравственной высоты. И одновременно заразительного, в самом дурном смысле слова. Например, культ грубой силы и упоение жестокостью, зачастую сказанное с зубоскальством, характерно для многих голливудских фильмов, вольно или невольно зовущих зрителя: делай, как мы. По крайней мере, некоторые мусульманские экстремисты, не пропускающие фильмов Тарантино, Кроненберга и подобным им виртуозов, находят в них как бы дополнительное поощрение – зверствовать так, как они зверствуют.
А напряжённый эсхатологизм игиловцев тоже кое-чем обязан западным влияниям. В исламе, как и в христианстве, отношение к концу света более спокойное: придёт, когда нужно. Это в западном масскульте нагнетается тема конца света, но так как всё, чего он касается, превращается в развлечение, то и эта тема превращается в развлечение тоже. А у игиловцев она клокочет яростью – предуготовлением к предстоящей последней битве с Даджжалом (исламский аналог Антихриста). Но одновременно она диктует заботу об обустройстве «ковчега спасения», куда не будут допущены «нечистые». И здесь игиловцы выдвигают социально-экономическую программу, соответствующую исламским представлениям о справедливости и во многом близкую западному социализму; чем тоже привлекает часть молодёжи в Европе и Америке, недовольную растущим отрывом богатых от остальных слоёв населения.
Кстати говоря, они отмежёвываются от Саудовской Аравии, формально тоже исповедающей ваххабизм (более того, являющейся родиной ваххабизма), в частности потому, что тамошняя феодальная верхушка, купаясь в золоте и ведя, хоть и сугубо приватно, распутный образ жизни, тем самым нарушает некоторые важные статьи шариата, а значит и дискредитирует шариат в целом. Нельзя, говорят в ИГИЛе, обворовывая народ, в то же время отрубать руки или ноги дюжинным ворам и грабителям с большой дороги.
А что касается «нечистых», то с точки зрения игиловцев, их всех следует принести в жертву Аллаху, нисколько при этом не угрызаясь совестью. Ваххабизму изначально свойственно было презрение ко всему «слишком человеческому», незнакомое традиционному исламу. Человек как личность не имеет ценности, он должен служить орудием Бога, и не более того. Поэтому мистиков и святых (как правило, это были суфии), находящих свой, интимно личностный путь к Богу, ваххабиты за истинных мусульман не признавали. Даже в Мухаммеде всё его личное, человеческое не ценили, видя в нём простой проводник Божьей воли. И дошли до того, что срыли его могилу, чтобы никто не вздумал ей поклониться.
Р.Жирар писал, что на роли жертв в архаических религиях всегда выбирались наиболее безобидные; это относится и к людям, и к животным. «К счастью» для игиловцев, самые «нечистые» с их точки зрения сегодня – они же и наиболее безобидные (относительно, конечно): это европейцы. У них «кишка тонка» оказать реальное сопротивление новоявленным башибузукам. Это показала и недавняя террористическая атака в Париже. Газета «Liberation» написала, что в ответ на вылазку игиловцев молодое поколение парижан утвердилось в своих либеральных (правильно назвать их псевдолиберальными) ценностях; газета назвала его «поколением Батаклана» (театра, где от рук террористов пострадало наибольшее число жертв). Это поколение, говорят нам, просто хочет жить так, как оно жило до сих пор и якобы готово за своё право бороться; в чём должно убедить вяловатое пение молодыми людьми некогда победительной «Марсельезы», показанное на видео. Издательница интернет-журнала «Le Causeur» («дочернее» издание консервативной газеты «Le Figaro») Элизабет Леви иронизирует по этому поводу: «Мы победим, потому что мы самые фривольные, самые ленивые, самые слабые». 4
Маститый писатель Габриэль Мацнеф (потомок донских казаков унаследовал фамилию, транскрибированную таким образом, что она одинаково странно звучит по-французски и по-русски) высказался о «поколении Батаклана» ещё резче (в интервью журналу «Challenges»): этих молодых людей отличает «тотальная духовная пустота» – «они не живут, они существуют». И далее: «трагическое внушает им ужас, они не хотят слушать ни о смерти, ни о вечности, ни об аскезе, ни о Боге; всё, чего они хотят, это тянуть пиво». 5 И что за смерч такой закрутился на Ближнем Востоке и, главное, почему он их коснулся, им совершенно не понятно.
Чтобы остановить ИГИЛ, потребуется духовная мобилизация всего евроамериканского мира (включая, разумеется, Россию). «Положить меч на весы» (библейское выражение) здесь недостаточно. Даже изрубленный на части, ИГИЛ сумеет возродиться – в том же самом или каком-то другом месте. На это как бы намекает англоязычный вариант акронима ИГИЛ – ISIS, омонимичный имени древнеегипетской богини, которая по-русски зовётся Изидой и которая известна тем, что сумела собрать воедино тело Озириса, разрубленное на четырнадцать частей, разбросанных по всему миру.
Обращает на себя внимание, что руководство ИГИЛ допускает своё военное поражение в настоящем, но это его как будто не смущает, ибо оно уверено, что поражение окажется временным и что продолжение непременно будет. Такая уверенность в себе способна, наверное, произвести впечатление.
Духовно вооружённый противник может быть побеждён только духовными средствами. «Серебряная пуля», способная поразить ИГИЛ, должна быть отлита из решимости всего евроамериканского мира к обновлению и возвращению к своей христианской самости, а значит к восстановлению той меры чистоты, какая вообще доступна поражённому грехом человеку. И адекватному пониманию свободы, воспитанной в лоне христианства не ради свободного падения. Это, конечно, относится и к России: новины западной «кривой культуры» («queer culture», примерно то же самое, что ЛГБТ) встречают у нас сопротивление, но в традиционных пороках мы погрязли нисколько не меньше, если не больше; на этом поле, как говорится, ещё конь не валялся.
Надо «чистить себя» под Христом (а мусульманам – под Мухаммедом), поскольку это вообще в человеческих силах, в противном случае выйдет так, что «…восстанет Ваал и пожрёт идеал» (чей-то, не помню уже чей, иронический ответ на строки из стихотворения Надсона: «Верь: настанет пора – и погибнет Ваал, / И вернётся на землю любовь!»).
Но в конце концов, феномен ИГИЛ – как и вообще фундаменталистский ислам – могут оказаться полезными для христианского (по своему происхождению) мира. Об этом пишет немецкий католический теолог Александр Гёрлах в журнале «The European»: «Ветер ислама позволяет христианским функционерам (так в тексте. – Ю.К.) чувствовать себя увереннее в привлекательности собственной религии». 6 Такой оборот дела «укладывается» в известную схему Арнольда Тойнби: «вызов и ответ». На грозный вызов должен быть найден адекватный ответ; и такой ответ может быть только религиозным.
*Деятельность организации запрещена в России решением Верховного суда РФ.
Notes:
- http://www.nybooks.com/daily/2015/11/16/paris-attacks-isis-strategy-chaos/ ↩
- Wood G. What ISIS Really Wants. < www.theatlantic.com/magazine/archive/2015/03/what-isis-really-wants/384980/ ↩
- Afran S. and Hamid N. Paris: The War ISIS Wants. ↩
- Levy E. Djihadistes contre Homo festivus. https://e mail.ru/message/14481146950000000464/ ↩
- http://www.challenges.fr/politique/20151201.CHA2183/matzneff-contre-la-generation-bataclan-l-inquietant-defi-reac.html ↩
- Görlach A. Der Islam in Geiselhaft. http://www.theeuropean.de/alexander-goerlach/9352-die-vereinahmung-des-islams-durch-die-gottlosen ↩