«6 февраля нельзя назвать попыткой захвата власти в строгом смысле слова, – подвел итог автор лучшего обобщающего исследования об этих событиях Пьер Пеллисье, – хотя желание свергнуть власть несомненно существовало. Были мысли о заговоре, прожекты, желания, наметки. Но никаких реальных приготовлений не было. Самую явную попытку предприняли муниципальные советники Парижа, однако задуманное в мэрии временное правительство имело ограниченную цель: спровоцировать роспуск Палаты депутатов. <…> Никакие действия 6 февраля не представляли настоящей угрозы для законной власти» (PPF, 306, 308).
Впрочем, настоящей попытки не было. Таковой могло бы считаться провозглашение «временного правительства» с балкона мэрии… что дало бы правительству полное право ввести осадное положение и принять крайние меры.
От государственного переворота, эталоном которого для Франции считается 2 декабря 1851 года, события 6 февраля 1934 года отличались по всем главным критериям: отсутствие вождя, единого плана действий, секретности приготовлений («заговорщики» в прямом смысле слова кричали о своих намерениях), поддержки армии, полиции и чиновников. Так что о попытке переворота говорить неверно. О заговоре – в политическом, не в романтическом смысле – тоже. Однако последствия событий оказались разнообразными и «долгоиграющими».
Многие из недовольных Третьей Республикой – на улицу вышли именно они – еще не знали «что делать», но поняли «кто виноват» и, главное, почувствовали тотальный характер своего недовольства. Как писал публицист Жан Фонтенуа, проделавший путь от коммунизма к нацизму, «6 февраля люди выступившие против ставискизма, даже если сам Стависский был заурядным жуликом, восстали против метода, интеллектуального и морального, против века цивилизации»[1]. Речь не о бунте «фашистского варварства» против «цивилизации» в понимании тогдашних «леваков». Речь о неизлечимой болезни режима, существование которого на этот раз удалось продлить. Припарки еще помогали, но приговор ему был подписан.
Главными, хотя и не абсолютными победителями оказались коммунисты, сумевшие не только провести внушительную демонстрацию против «фашистов» 9 февраля, но и объединиться с социалистами 12 февраля. Временно забывший антикоммунистические филиппики Леон Блюм протянул руку Морису Торезу и Жаку Дюкло, которые пожали ее. Это был первый шаг к созданию Народного фронта летом 1935 года.
Демонстрации 6 февраля, в которых выплеснулось народное возмущение «делом Стависского» и прочими коррупционными скандалами, нанесли тяжелый удар партии радикалов – «утратившей здравый смысл, истощенной, развратившейся», по определению Пьера Дриё Ла Рошеля[2]. Править единолично или хотя бы доминантно она больше не могла. На скамью подсудимых попали только статисты, всего несколько депутатов лишились мандатов, но репутация партии пострадала фатально. Удержаться у власти радикалы могли только в союзе с социалистами, что привело их в Народный фронт. Но Даладье пришлось стоять на трибуне с поднятым кулаком по соседству не только с Блюмом, но и с Торезом.
После отставки кабинета Даладье его сменило правоцентристское правительство Думерга, но время работало на «левых». События 6 февраля 1934 года обусловили победу Народного фронта на всеобщих выборах в мае-июне 1936 года. А эта победа, в свою очередь, стала важным шагом на пути к новой европейской войне.
Как повлияли эти события на монархистов из «Аction française», которых министр внутренних дел Эжен Фро поспешил пугающе объявить «самой активной и решительной группой, имевшей конкретную цель»[3]?
«Правые движения оказались жертвой своих вечных разногласий и непрерывной войны между вождями, – констатировал П. Пеллисье, – Первой жертвой стала “Action française”. Пожалуй, с этого момента ведет отсчет ее упадок. Вожди монархистов проанализировали поражение, хотя с самого начала знали о невозможности успеха: нужен был Монк, как они говорили» (PPF, 309). Речь о британском генерале Джордже Монке – одном из любимых исторических героев Морраса – который служил Карлу I, затем Кромвелю, но после смерти «протектора» восстановил монархию, возвел на престол Карла II и удалился от дел. Во Франции Монка не было – и вожди «Аction française» знали это лучше, чем кто-либо.
Шарль Моррас показал, что может быть учителем, но не вождем. «Для моррасианцев последствия 6 февраля оказались троякими: потеря престижа и аудитории; разрыв с графом Парижским; глубокий внутренний раскол» (PPF, 309).
«6 февраля казалось, – писал месяцем позже Пьер Дриё Ла Рошель, то приходивший к Моррасу, то отталкивавшийся от него, – что значение “Аction française” сократилось в той же мере, в какой эффект от его первоначального выступления (27 января 1934 г. – В.М.) сказался на определенных кругах. В этот день оно не сыграло значительной роли, и возглас “Да здравствует Король!” на площади Согласия оказался заглушен “Марсельезой” и “Интернационалом”. <…> На протяжении тридцати лет маленькая партия Морраса выполняет роль закваски французского теста, но когда тесто на несколько недель поднимается, она оказывается, по существу республиканской». Через полгода он констатировал, что «Аction française» «6 февраля уже ничего не предпринимало»[4]. А ведь именно эти события развернули дотоле аполитичного Жиля Гамбье, alter ego автора в романе Дриё «Жиль», к политике, причем «правой»: в конце книги он отправляется добровольцем в Испанию, чтобы воевать на стороне Франко.
Неудачная, но реально предпринятая – под руководством, скажем, Леона Доде или Мориса Пюжо – попытка захватить Бурбонский дворец навлекла бы настоящие репрессии на «Аction française», но подтвердила бы серьезность намерений движения в глазах как претендента на престол, так и рядовых участников. Разочарованный граф Парижский решил, что «речь идет если не о разводе, то о разделе имущества, и отношения уже никогда не будут такими, какими были раньше»[5]. Он решил создать собственную организацию на основе преданности лично себе и своим идеям, которые всё больше склонялись влево.
По инициативе сына герцог де Гиз как глава Орлеанского дома 22 ноября 1937 года издал манифест, в котором заявил, что «Аction française» «никогда не было ни порождением, ни органом французского королевского дома; не подчиняясь Нашей власти, оно не служило Нам. Хотя его политическая доктрина провозглашает монархический режим, учение этой школы несовместимо с традициями французской монархии. Только французский королевский дом во главе с Нами является хранителем монархической доктрины. Только он уполномочен определить, какой будет завтрашняя монархия»[6]. Легко заподозрить здесь руку политического советника претендента Пьера де Ла Рока, брата Франсуа де ла Рока – вождя «конкурирующей организации» «Огненные кресты».
Граф Парижский 4 декабря разъяснил, что учение «Аction française», представляющее собой «национализм якобинского типа» (излюбленный прием критиков Морраса!), «теоретически ведет к рациональному монархизму, практически – к цезаризму и самодержавию»[7]. «Интегральный национализм ведет к фашизму», – повторил в том же декабре 1937 года молодой претендент в беседе с писателем Анри Бордо, зная, что перед ним друг Морраса и не-монархист[8].
Разочарованный Ребате – по словам его приятеля Бразийяка, «вечно полный гнева против людей, вещей, времени, пищи, театра, политики, создающий вокруг себя атмосферу катастрофы и мятежа»,[9], – позже обозвал вождя «Аction française» «католиком без веры, причастия и папы, террористом без убийц, монархистом, которого отверг претендент»[10]. Впрочем, как и в случае с папским осуждением, многие монархисты предпочли Морраса, который, публично выражая почтение королевской семье, приватно заметил, что «граф Парижский не стоит обедни»[11]. «Старый боец принял удар, не согнувшись, – вспоминал Бразийяк. – Мы повторяли себе, что личность монарха не важна, что неблагодарность – добродетель королей и что время всё исправит»[12].
Сокращения
PPF – Pierre Pellissier. 6 février. La République en flammes. Paris, 2000.
[1] Jean Fontenoy. L’école du renégat. Paris, 1936. P. 71.
[2] Дриё Ла Рошель П. Фашистский социализм. СПб., 2001. С. 113.
[3] Цит. по: Eugen Weber. L’Action française. Paris, 1964. Р. 376.
[4] Дриё Ла Рошель П. Фашистский социализм. С. 100, 118.
[5] Henri, Comte de Paris. Mémoires d”exil et de combats. <Évreux, 1979>. Р. 114-115.
[6] Цит. по: Henri, Comte de Paris. Mémoires d”exil et de combats. Р. 330.
[7] Цит. по: Yves Chiron. La vie de Maurras. Paris, 1999. Р. 392.
[8] Henry Bordeaux. Histoire d’une vie. Vol. XI. L’ombre de la guerre. Paris, 1966. P. 111.
[9] Robert Brasillach. Une génération dans l’orage. Mémoires. Notre avant-guerre. Journal d’un homme occupé. Paris, 1968. P. 188.
[10] Lucien Rebatet. Les mémoires d’un fasciste. Vol. I. Les décombres. 1939-1940. Paris, 1976. P. 133.
[11] Pierre Pascal. Honori et vindictæ sacrum. <Niort,> 1986. P. 208. Автор – один из тех, кто принял сторону Морраса против претендента,– собрал в книге ценный материал по данному вопросу.
[12] Brasillach R. Une génération dans l’orage. P. 241.