Русская истина
Русский альбом – одна из самых удивительных вершин того, что наш рок-н-ролл, да и наша авторская песня, смогли достичь за всю их историю. Я вовсе не думаю что нам чего-то не хватает, я считаю, что нам всего хватает с излишком, просто у нас очень сложный путь, который «аршином общим не измерить», как говорится. По-моему, мы просто идем загадочным для нас самих путём.
Когда я говорю о российском обществе, я опираюсь на Гефтера, его подход кажется убедительным. Состоит он в том, что в России нет общества и нет государства. Нет государства и потому что нет отличного от власти общества. Я не вдумывался в то, что революция сверху ведет к все новым и новым реинкарнациям власти, ухудшающим ее человеческое качество, разрушающим кадры. Раз сопротивления нации нет, то власть теряет свои границы.
Чувствовалась полная неготовность власти применить силу. Была попытка балансирования между крайностями, в результате чего в самой столице возникла опаснейшая ситуация двоевластия. А любая форма двоевластия в России – всегда очаг нестабильности. Вспомните двоевластие Императора и Государственной думы перед революцией или же двоевластие Верховного совета и президента в 1993 году. Это всегда решается конфликтом, чаще всего вооруженным. Я до сих пор не могу понять, почему Горбачев допустил такое двоевластие, почему не пожелал поставить во главе РСФСР стопроцентно лояльного себе человека.
Если я противлюсь обозначению себя в качестве «консерватора», то не потому, что я выступаю против «консервации». Дело не в том, что я думаю, нам следует быть более «прогрессивными» и менее приверженными традиции, чем это допускают консерваторы. Если я отказываюсь от принятия этого ярлыка, то лишь потому, что считаю так наз. консерваторов недостаточно консервативными; мы нуждаемся в более, а не менее жестком понимании традиции.
Двух суверенитетов в одном государстве быть не может поскольку это означает наличие двух центров власти. Декларация о суверенитете России, принятая 12 июня 1990 года, подписала смертный приговор Союзу ССР.
Леонтьева нам принесли падкие на всё блестящее сороки Серебряного века. Но он и сейчас не супервостребован – потому что ни перекочевавшая в официальную риторику «цветущая сложность», ни панковские антилиберальные афоризмы, которые так любят включать в свои цитатники Мао нынешние монархисты, – с обостренным леонтьевским историзмом не имеют ничего общего. Всё же в его воззрениях объективно присутствует элемент универсального. Сословность там – не самоцель, а инструмент «эстетики жизни»: он аристократ и монархист только тогда, когда «либералами заборы подпирают».