Рубрики
Блоги

Заметки читателя. XII: «Бакунин» Вячеслава Полонского

Полонского интересует движение времени – в том числе меняющиеся образы, модели поведения – когда он сравнивает поведение Бакунина в Петропавловской крепости, его «Исповедь», письма Александру II – и поведение Николая Чернышевского. Это история оказывается в оптике Полонского не столько о различии разночинческой стойкости и слабости, попытках уменьшить свою вину, раскаянии Бакунина – сколько о различии разночинческой и дворянской культур, что для Бакунина, чтобы искать слова о любви к царю – не нужно было изменять себе, эти воспоминания – времен армейской учебы – были действительными, пережитыми, тем, что можно видеть по его письмам 1831 года.

К своему стыду – только недавно дошли руки до одной из самых известных работ о Михаиле Бакунине – первом (так и оставшемся единственном) томе его биографии, написанном Вяч. Полонским.

Первые пореволюционные годы стали временем массовой публикации как работ самого Бакунина, так и работ ему посвященных. Понятно, что наибольшую активность на первых порах проявляло анархистское издательство – «Голос труда», выпустившее в 1919 – 1922 годах пятитомник сочинений одного из основоположников анархизма, куда вошли практически все основные его тексты – основные с точки зрения анархистской доктрины. Попутно выходили и рассчитанные на массового читателя небольшие брошюры, построенные по привычной модели «жизнь и учение».

Полонский в это время публикует и первый вариант первого тома «Бакунина», и пишет краткий биографический очерк – но главное событие приходится на 1921 год, когда с его предисловием издается «Исповедь» Бакунина, написанная им в Петропавловской крепости в 1851 году и ранее неизвестная исследователям. С этих же первых публикаций 1921 года начинается затянувшаяся до самой смерти Полонского его вражда со вторым основным советским специалистом по Бакунину, а по времени – первым, с Юрием Стекловым.

Стоит отметить, что в научном плане эта конкуренция оказалась весьма продуктивной – если Полонский, все более углубляясь в тему, начал готовить «Материалы для биографии Бакунина» (первый выпуск вышел в 1923 году, всего Полонский успел издать три тома), то Стеклов, уже в 1930-е, подготовил четыре тома «Собрания сочинений и писем» Бакунина, доведя издание до 1861 года, а до того издал объемную, четырехтомную биографию (4-й том вышел в 1927 году).

Стиль полемики был определен и временем, и самоощущением сторон – Стеклов не упускал ни единого случая сделать выпад в адрес Полонского, тот же фактически отказывал Стеклову в понимании изучаемого им материала[1]. И здесь, по прошествии времени, приходится во многом согласиться с Полонским – по крайней мере, его собственный интерес к Бакунину был нацелен на то, чтобы понять персонажа в контексте его времени, понять логику его поступков, интересов. Его «Бакунин», вышедший вторым изданием в 1925 году, учитывающий опубликованный в том году объемный том «Годы странствий Михаила Бакунина», подготовленный Корниловым – обладателем бумаг Прямухинского архива, за которыми охотились Полонский со Стекловым – весь посвящен тому, чтобы увидеть Бакунина «в становлении». В этом и состоит красота и интерес книги Полонского – в реконструкции меняющихся взглядов, поведения Бакунина – в том числе ко вниманию к смутным идеям, неопределенности – например, показывая в общем-то вполне очевидную, но ускользающую от внимания многих других исследователей вещь – что уезжая в Берлин в 1840 году, он не был «западником», хотя бы потому, что никакого «западничества» на тот момент еще не существовало. Или, например, характеризуя словами самого Бакунина его воззрения 1848 – 1849 годов как «отчаянного демократа», где «социализм» если и присутствует, то никак не в качестве доктрины – мечущегося, пытающегося найти свое место в чужой революции, потому что никакого другого, собственного дела у него нет.

Полонского интересует движение времени – в том числе меняющиеся образы, модели поведения – когда он сравнивает поведение Бакунина в Петропавловской крепости, его «Исповедь», письма Александру II – и поведение Николая Чернышевского. Это история оказывается в оптике Полонского не столько о различии разночинческой стойкости и слабости, попытках уменьшить свою вину, раскаянии Бакунина – сколько о различии разночинческой и дворянской культур, что для Бакунина, чтобы искать слова о любви к царю – не нужно было изменять себе, эти воспоминания – времен армейской учебы – были действительными, пережитыми, тем, что можно видеть по его письмам 1831 года. Как и переживание себя по отношению к другим – когда для Чернышевского присутствует образ «своих», той аудитории, перед лицом которой он должен сохранять верность себе, там для Бакунина – история про одиночку, отправившегося в опасное предприятие и теперь пытающегося спасти себя, за ним нет «других», которым он должен быть верен и от лица которых говорит и действует.

В 1926 году Полонский сообщал Максиму Горькому (отсылая 1-й том «Бакунина»), что завершает работу над вторым, озаглавленном «Бакунин-анархист». Спустя год – была заграничная командировка, для поиска новых материалов, весьма успешная – разрастающаяся работа над подробностями эмигрантской жизни Бакунина. Не знаю, сохранилась ли рукопись 2-го тома – если да, то остается надеяться, что когда-нибудь она будет опубликована. В последние годы жизни Полонский был занят и литературной критикой, и одновременно набросал краткий очерк теоретических споров о советской литературе первого десятилетия – и успел написать вышедшее уже посмертно, в 1934 году, большое эссе «Сознание и творчество». Читая его статьи – обнаруживаешь удивительный, редкий взгляд – убежденность в правоте свой партии, говорении с вершины истории – и при этом внимание к другому, к детали, к конкретному. Убежденность в истине настолько сильна, что оказывается – ей не может повредить ничто, ведь твое дело – истинное и, следовательно, всякая истина, если она действительно такова, твоя – тебе, то есть твоему делу на пользу.

Этот короткий период «марксизма в силе» – и, соответственно, в бесстрашии – скоро закончится. Полонскому повезет – «бои», «фронты» литературных, научных и прочих противостояний – будут для него трудным движением к истине, где нет необходимости искривлять себя, где тактическое движение – не предательство, а уступка. Он умрет в 1932 году, оказываясь уже явно несовместимым со временем – несовместимым тем, каким был, и не изменившись в существе, переменившись по нужде или перемененный самим временем. Без опыта предательства себя – как и его герой, которого он с любовью разглядывал – не имея нужды идеализировать.

 

[1] См., например, язвительный оборот в статье 1925 г. «Бакунин и Достоевский»: «проф. П.Н. Сакулин, хорошо знающий Достоевского, и Ю.М. Стеклов, считающийся знатоком Бакунина» [Спор о Бакунине и Достоевского. Статьи Л.П. Гроссмана и Вяч. Полонского. – Л.: Государственное изд-во, 1926. С. 159].

______

Наш проект осуществляется на общественных началах и нуждается в помощи наших читателей. Будем благодарны за помощь проекту:

Номер банковской карты – 4817760155791159 (Сбербанк)

Реквизиты банковской карты:

— счет 40817810540012455516

— БИК 044525225

Счет для перевода по системе Paypal — russkayaidea@gmail.com

Яндекс-кошелек — 410015350990956

Добавить комментарий