РI: Русская Idea продолжает публикацию материалов круглого стола, прошедшего в фонде ИСЭПИ 6 февраля 12017 года и посвященного теме «Прерванная легитимность: от отречения Николая II до разгона Учредительного собрания». Ниже публикуется выступление российского политического деятеля, директора Международного института гуманитарно-политических исследований Вячеслава Игрунова. Вячеслав Владимирович обращает внимание на ключевое значение в падении монархии того обстоятельства, что монарх перестал быть легитимным в глазах элиты, а в отсутствии привычки властной системы функционировать без властной вершины посыпалась вся государственность.
Предыдущие материалы круглого стола:
Федор Гайда. Хронология обрушения монархической легитимности в 1917 году
Борис Межуев. Суд над революцией – суд над петербургской империей
Ольга Малинова. Революция как переучреждение «порядка»
Вадим Дёмин. Избежать гражданской войны: Акт 3 марта 1917 года
Алексей Макаркин. «Отречение монарха не означало падения монархии»
***
Я позволю себе несколько лирических соображений. На мой взгляд, легитимность – это принятие, это «согласие на…». Из этого и буду исходить. Я соглашусь с тем, что легитимность монархии к началу ХХ века подрывалась на протяжении длительного времени. Сохранить же легитимность традиционного типа в революционном обществе было практически невозможно. Во всяком случае – весьма затруднительно. Смена характера легитимности происходила очень медленно. В 1613 году был избран помазанник Божий, но возможно ли что-то подобное в ХХ веке?
При этом рост численности образованных людей в обществе или секуляризация сознания не обязательно ведет к антимонархическим, республиканским настроениям. Посмотрите на Англию того же времени, что и Россия. Это страна была намного более образованной, чем Россия. Однако монархия там отнюдь не теряет легитимность ещё на протяжении нескольких десятилетий, да в общем-то сохраняет её во многом и до сих пор.
В чем здесь дело? А дело в том, что сакральная легитимность восточного типа меняется на легитимность китайского образца, когда монарх становится моральным авторитетом, отцом нации. Именно такой монарх стяжает доверие и продолжает традицию. Традиционное уважение к монархии может сохраниться только в том случае, если монарх демонстрирует высокие моральные качества.
Что происходило у нас? На фоне утраты сакральной легитимности монархической власти имела место деморализация в отношениях между, прежде всего, элитой и верховной властью. Легитимность должна пронизывать все слои населения, но эта легитимность может быть различной по своей природе. Для населения это может быть убеждение в том, что мандатом правителя наделило небо. Однако этот аргумент может не действовать в случае с образованной элитой, которая является как бы передаточным механизмом между властным сувереном и населением. Так вот, эта целостность власти, как сейчас модно говорить – вертикаль власти – прервалась, перестала работать. И начался бунт элит, и даже бунт семьи против верховной власти, которая потеряла легитимность в её глазах. Убийство Григория Распутина – это именно такой бунт.
Еще одна беда нашей власти. В XIX веке наша власть представляет собой типичную восточную деспотию. У нас во главе государства находится один человек, который принимает решения. И в 1917 году, как только Николай теряет нити управления, рассыпается всё. Есть семья, аристократия, правящий слой. Но они ничего не предпринимают, начинается хаос; в разных местах принимаются разные решения. Тот же Михаил Александрович принимает утром одно решение, к обеду другое… Отсутствует привычка, способность действовать в отсутствии властной вершины, в результате рассыпается всё, исчезает легитимность всего механизма. Возникает множественная легитимность: для одной группы легитимно одно решение, для другой – другое.
И я бы не сказал, что в революции легитимность – это право силы. Но давайте зададим вопрос. Откуда возникает сила? Что рождает силу? Почему эти оказываются сильней, а те – слабей? Да потому, что в распавшемся обществе с центрами множественной, пунктирной легитимности определенные группы транслируют более влиятельные идеи, привлекающие симпатии большего числа акторов, что порождает более мощную легитимность, согласие более широкого, влиятельного энергичного круга людей следовать за авторитетными лидерами. Доминирует власть сильной идеи. Вначале было слово!
Когда мы говорим о власти, или мы говорим о государстве, мы иногда очень странно это делаем. Как будто государство – это Левиафан, стоящий за пределами общества. Это не так! Государство не существует вне общества, это наше внутреннее представление о правильности принятия решений. Это представление может быть интуитивно впитано из опыта жизни. Это практическое усвоение, как всякая культура всасывается с молоком матери, его не обязательно осознавать. Но оно существует в наших головах. И не иначе. И сама власть – это то, что мы позволяем делать с нами кому-то другому. В этом смысле, когда разрушается легитимность монархии, то к этому прилагает руку и образование, и правящий класс, и даже сам император. Утрачивается целостность власти, и начинается соревнование вновь возникающих легитимностей.
А там уж побеждает тот, кто оказался более созвучным ожиданиям, кто пошел до самого края.