Рубрики
Блоги

Смертная казнь и абсолютная ценность человеческой жизни

Уравнивать исполнителей смертного приговора с убийцами-преступниками возможно только в том случае, если пользоваться постулатом абсолютной ценности человеческой жизни, по сравнению с которой всё остальное просто не имеет значения. Получается, что рассматриваемый нами постулат в действительности нужен либерализму для умаления государства и ограничения государственной власти над индивидом.

В связи с беспрецедентным терактом в Красногорске в российском обществе разразилась очередная, но особенно жаркая полемика по вопросу о возвращении смертной казни в качестве высшей меры наказания для террористов.

Сразу хочу предупредить, что предлагаемый текст посвящен не вопросу о смертной казни, но месту и роли этой темы в либерализме, а точнее связи в нем отрицания смертной казни и постулирования абсолютной ценности человеческой жизни.

Так, авторы фундаментального многотомного «Курса уголовного права»1, излагая позицию против смертной казни, пишут:

«Убивая, государство присваивает себе не свойственные самой своей сути полномочия. Более того, вольно или невольно, оно оправдывает убийство в общественном сознании, низвергая высшую ценность – жизнь человека – на уровень волевого акта. Запрет посягательства на жизнь не может быть односторонним, только для членов общества. Он должен быть абсолютным, в том числе и для государства. В противном случае подрываются основы общественной морали и нравственности – полная неприкосновенность человеческой жизни».

Тезис, на мой взгляд, сомнительный с начала до конца, однако достаточно четко связывает постулат об абсолютной ценности человеческой жизни с необходимостью отказа от смертной казни.

Обычно против смертной казни выдвигают 7-8 аргументов, рассмотрим их коротко (например, в версии сайта Интерфакса).

1. Смертная казнь не является сдерживающим фактором, поскольку человек, совершая преступление, рассчитывает избежать наказания, каким бы оно ни было.

Аргумент довольно слабый, поскольку то же самое можно сказать про любое наказание: никакое из них не является априори стопроцентно неотвратимым, а потому не исключает преступления, но, тем не менее, никто не отрицает необходимости наказания как такового.

Если же человек, идущий на преступление, строит какие-то расчеты, взвешивает риск, то учитывает не только вероятность поимки, но и тяжесть последствий – это азы рискованного поведения, давно проработанные в теории игр и практически используемые при организации лотерей.

2. Казнь не устраняет причину совершения преступления, поскольку основными факторами, провоцирующими преступность, являются бедность, необразованность, неравенство, психические отклонения конкретного преступника.

Перечень факторов явно неполный, и как в самом перечне, так и в его неполноте чувствуется либеральный дух, склонный к мифотворчеству и мистификации. На практике же преступления – в частности, тяжкие – совершают и небедные, и достаточно образованные, и «не состоящие на учете» и т.д. Заметим, что в приведенном перечне причин не упоминаются такие важные факторы, как культура общества, государственно-властное и общественное отношения (уровень терпимости) к преступлению и преступнику. Почему в отношении коррупции, например, эти факторы указывается в числе первых, а в отношении убийства нет?

3. Казнь порождает жестокость в обществе, в частности – страсть к кровавым зрелищам.

Но из казни можно не устраивать шоу, делать ее максимально непубличной, и почему тогда она должна порождать жестокость в обществе, по какому механизму? Скорее наоборот, неприменение казни в случае убийства (серии убийств, массового убийства и т.п.) способствует росту жестокости в обществе, так как считая такое положение дел несправедливым, граждане сами берут осуществление наказания в свои руки или, по крайней мере, одобряют его (на чем спекулирует целое направление в западном кинематографе).

Защитники запрета ссылаются на некое исследование ООН, согласно которому в странах, где смертная казнь разрешена, преступления, «достойные» этого наказания, случаются чаще. Однако, с точки зрения научной методологии, статистика может служить доказательством только в том случае, если действие фактора смертной казни «изолировано», то есть когда сравниваются две ситуации, которые различаются только применением или неприменением казни. Это значит, что должно быть одно и то же государство, в одно и то же историческое время, при одном и том же политическом режиме и т. д. Что обеспечить, согласитесь, нереально.

4. Казнь не дает возможности исправления, поскольку убийца «абсолютно точно не имеет шанса обдумать свое поведение и принести обществу благо».

Какое значение обдумывание преступником своего поведения и даже его раскаяние имеет для кого-либо, кроме него самого (спасения его души, согласно христианского канона) и как это может оправдать нарушение им абсолютной ценности жизни его жертвы?

А пассаж про благо, которое якобы может принести живой, пусть и лишенный свободы преступник, идет еще дальше вразрез с указанным постулатом, поскольку неявно сопоставляет ценность отнятой преступником жизни с какими-то заведомо ограниченными, примитивными результатами труда заключенных.

5. Казнь не наказывает.

Цитируют сайт Интерфакса по данному пункту: «Один из самых неоспоримых аргументов в поддержку запрета смертной казни. Наказанием является мера государственного принуждения, применяемая в отношении лица, признанного виновным в совершении преступления, и состоящая в определенном сужении его правового статуса, наделении его особыми правами и обязанностями. Казнь предполагает лишение осужденного права жизни».

На мой взгляд, это один из самых идиотских, да еще и лживых, аргументов.

Согласно части первой статьи 43 УК РФ «Понятие и цели наказания» наказание есть мера государственного принуждения, назначаемая по приговору суда. Наказание применяется к лицу, признанному виновным в совершении преступления, и заключается в предусмотренных настоящим Кодексом лишении или ограничении прав и свобод этого лица.

Чем же смертная казнь как лишение права на жизнь не соответствует понятию наказания?

Кстати, и про цели наказания сказано вполне четко и ясно в части второй указанной статьи: «Наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений». То есть, прежде всего – восстановление социальной справедливости, а потом уже – исправление и предупреждение. И если на исправление шансов практически нет, да еще и предоставление такой формальной возможности противоречит социальной справедливости, то остается предупреждение. Несомненно, что лишение серийного убийцы жизни как нельзя лучше предупреждает совершение им новых преступлений.

6. Необратимый характер смертной казни.

Против необратимости трудно возразить, однако, во-первых, именно необратимость и делает, в существенной мере, смертную казнь тем, чем она является – высшей мерой. Во-вторых, разве пожизненное или многолетнее заключение не является необратимым в том, что отнимает десятки лет жизни? Необратимо лишает возможности иметь семью, детей, достичь чего-то в жизни, помочь родным и близким?

7. Возможность судебной ошибки, и, как следствие, риск «убийства невиновных людей».

Возможность ошибки – это, действительно, весомый аргумент. Вряд ли кто-то станет спорить, что вероятность ошибки есть всегда, но пока приговор не приведен в действие, у осужденного еще остается надежда и возможность собрать необходимые доказательства своей невиновности и убедить в этом суд.

В то же время, разве риск ошибки при совершении какого-либо действия является достаточным аргументом против этого действия?..

Можно принять меры, чтобы максимально снизить вероятность судебной ошибки – для этого существует презумпции невиновности, принцип состязательности судебного процесса, суд присяжных, процедура обжалования приговора и т. д. В конце концов, отсрочка приведения приговора в исполнение также дает осужденному возможность попытаться доказать свою невиновность. И, кстати, о душе своей позаботиться.

Основываясь на возможности судебной ошибки, либералы утверждают, что любой сторонник смертной казни выступает eo ipso за убийство невиновных людей. Тут грубое передергивание, потому что, во-первых, не «выступает», а допускает, и, во-вторых, не «убийство невиновных людей», а риск лишения их жизни. Аналогично тому, как мы допускаем риск смерти для невиновных людей (в том числе и самих себя), когда садимся в автомобиль или самолет, или занимаемся экстремальными видами спорта, или, как сегодня, живем в стране, которая ведет военные действия.

На это можно возразить, что в случае самолета или экстремальных видов активности человек ставит свою жизнь в зависимость от своего же решения, а в случае смертного приговора решение о его жизни принимает суд, внешняя для него инстанция, да еще и не всегда заслуживающая стопроцентного доверия. Однако и тут кроется либо недопонимание, либо лукавство, ибо выбирая жить в государстве (обществе), человек принимает риск понести ущерб как от других членов общества, так и от государства. То есть, он онтологически принимает все риски, связанные с жизнью в государстве, в том числе и риск ошибочного приговора суда в отношении себя.

Разумеется, гражданин, выступая за запрет смертной казни, стремится исключить риск своей случайной смерти по решению суда, но каковы основания для такого запрета, кроме желания? Или, как предлагал спрашивать Кант, каковы основания превращения желания индивида во всеобщий закон?..

Возвращаясь к постулату абсолютной ценности человеческой жизни, заметим, что сама логика абсолюта исключает его сравнение, сопоставление и любую калькуляцию. Поэтому какие-либо аргументы против смертной казни, кроме указанного постулата, неявно подрывают постулируемую в нем абсолютность.

Постулат абсолютной ценности не может быть непротиворечиво включен в состав системы права, поскольку системность предполагает обусловленность, ограниченность и соотносительность элементов своего содержания (то есть входящих в структуру системы элементов).

В ходе анализа аргументации противников смертной казни возникает и такой вопрос, как ценность жизни убитого человека. Является ли она абсолютной или, подобно уничтоженному имуществу, может быть подвергнута оценке постфактум и компенсирована? Собственно, предлагая отказаться от принципа талиона и заменить смертную казнь убийце на лишение свободы, либерализм идет именно таким путем. По сути, измеряя ценность жизни одного человека годами лишения свободы другого, либерализм либо придает характер абсолютной ценности свободе, либо отменяет абсолютность для ценности жизни.

А что насчет ценности жизни возможных будущих жертв? Если противники казни требуют учитывать риск судебной ошибки и казни невиновного, то почему они игнорируют риск выхода преступника на свободу и совершения им новых убийств не менее невиновных людей? Если приводят примеры ошибочно казненных, то почему не учитывают примеров новых убийств (рецидивов), совершенных так или иначе вышедшими на свободу заключенными? Или «вы не понимаете, это другое»?

Налицо асимметрия в оценке жизни убийцы и жизни его жертв (реальных и потенциальных); получается, что ценность каждой человеческой жизни абсолютна, но ценность жизни некоторых (убийц) «абсолютнее».

Зачем же либерализму такой проблемный постулат, применение которого на практике не обходится без противоречий, а эффективность в деле искоренения насилия в обществе оставляет желать лучшего?

Обратим внимание, что реально лишить возможности умышленно причинять смерть вправе только институт государства, но не индивид. Если принимать постулат либерализма об индивидуальном характере морали, то следует признать, что индивид в любом случае остается свободным в своем выборе: убить или не убить. При этом в случае отсутствия смертной казни он уверен, что его-то жизни ничего не угрожает: от мести родственников жертвы его обязана защитить государственная власть, а самой себе оно убийство запретило.

Но ведь и защитить потенциальных жертв in masse способно только государство.

Тут уместно вспомнить такой аргумент против смертной казни, как, говоря словами академика Сахарова, необходимость «института палачей», которые якобы являются «легальными убийцами», отличающимися от преступников только тем, что они, палачи, «действуют во благо государства».

Аргумент, следует заметить, пафосный, но довольно безграмотный. Убийца в подавляющем числе случаев нарушает и право (в глазах государства), и справедливость (в глазах общества). Преступник убивает невинного человека. Проявляя свою антиобщественную, патологическую натуру он де-факто исключает себя из общества. Действующий же по решению суда исполнитель лишает жизни виновного и восстанавливает право и справедливость, выступает от лица государства и общества, а потому остается полноправным его членом, притом необходимым. Уравнивать исполнителей смертного приговора с убийцами-преступниками возможно только в том случае, если пользоваться постулатом абсолютной ценности человеческой жизни, по сравнению с которой всё остальное просто не имеет значения.

Получается, что рассматриваемый нами постулат в действительности нужен либерализму для умаления государства и ограничения государственной власти над индивидом. Quod suus quid est.

Не знаю, стоит ли напоминать противникам смертной казни в каких случаях нужно либо крестик снимать, либо трусы надевать?..

1 Курс уголовного права / Под ред. Н. Ф. Кузнецовой, И. М. Тяжковой. — М.: Зерцало, 2002. — Т. 2. Общая часть. Учение о наказании.

Автор: Владимир Никитаев

Публицист, философ-методолог

Добавить комментарий