У известного своей особой мрачной проницательностью русского мыслителя Василия Розанова есть знаменитая фраза про возможный и предполагаемый конец русской истории: “С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русскою Историею железный занавес. – Представление окончилось. Публика встала. – Пора одевать шубы и возвращаться домой. Оглянулись. Но ни шуб, ни домов не оказалось“.
Уход из некоторой социальной и ментальной матрицы, о котором пишет Василий Бровко в своей нашумевшей статье – всегда революция (насколько бескровная, остается вопросом) и подрыв культурной гегемонии тех, кто ранее мог диктовать политическую, идеологическую и культурную повестку всему миру. Не обрушение муляжей, как в конце пьесы Владимира Набокова «Приглашение на казнь», но фундаментальное и глубокое изменение внутренней и окружающей реальности, трансформационный процесс, который затронет в разной степени все ключевые социальные страты. Россия приняла красную таблетку, вышла из Матрицы, но в «пустыне реального» она пока не освоилась.
После произошедших после 24.02.2022 масштабных и кризисных событий произошло фактическое крушение всей выстраивавшейся в течение трех последних десятилетий системы отношений с Западом Россия снова осталась наедине с собой. С набором вопросом, на которые пока никто не дал ясный ответ.
Отсутствие реальных перспектив интеграции России как целостного субъекта в систему Запада осознавалось ясно примерно начиная с 2007 г. (если не раньше), однако политическая инерция, а также ориентация части элит и ряда социальных групп на «западный вектор» развития как ключевой оставляли ситуацию в «вялотекущем состоянии» – при этом малоперспективность подобной стратегии осознавалась достаточно давно, поскольку снижение эффективности «торгов» с элитами Запада о взаимоотношениях и «правилах игры» становилась все более явной (причем одновременно имели место как «дефицит предложения», так и снижение спроса у предполагаемого рецепиента культурной гегемонии).
Занавес действительно опустился, но проходит он по внешним рубежам нашей страны (по крайней мере, на западном направлении – хотя единство среди организаторов этого занавеса является весьма условным) – культура «исключения», укорененная в западном сообществе с самого основания общества Модерна (согласно Мишелю Фуко), реализовалась сегодня в полной мере. Благосостояние россиян и его атрибуты, целый ряд ранее связываемых с относительной открытостью нам Запада возможностей пострадали – но на данный момент не фатально, хотя кризисные процессы продолжают развиваться.
Так или иначе, произошел разворот на 180 градусов по отношению к той повестке, которая была заявлена победителями августа 1991 года и вскоре после этого ставшая безальтернативной (безоговорочно – на десятилетие, с известными оговорками – вплоть до весны текущего года).
Произошедший тогда разворот в политике страны, как и сегодня, не сразу был осознан обществом. Шокирующие события постепенно овладевали массовым сознанием – но ряд шоковых потрясений конца 1991 и первой половины 1992 года достаточно скоро убедил общество в том, что изменения серьезны и необратимы, и обратного разворота не будет (глубокий политический кризис осени 1993 года и президентские выборы 1996 г. лишь подтвердили данное обстоятельство).
При наличии целого ряда сходных черт у разворотов 1992 и 2022 гг., сегодняшняя российская ситуация все же выглядит качественно иначе.
В конце 1991 года была надежда на то, что, несмотря на многочисленные кризисы, доставшиеся по наследству от распавшегося Советского Союза, Россия, освободившаяся от наследия коммунизма, способна сформулировать и реализовать самостоятельный проект развития, выбирая из широкого спектра вариантов.
Даже признанный мэтр отечественного национал–консерватизма, покойный Игорь Шафаревич в своей программной статье «Россия наедине с собой» (Наш современник, 1992, № 1), наряду с горьким сожалением о распаде единого союзного государства, выразил надежду на скорую формулировку «русского ответа» в связи с произошедшим освобождением «Русской идеи» от бремени коммунистического наследия – поскольку развилка 1991-1992 гг. оставляла возможности как для политического, так и для идеологического творчества. Однако взятая тогда на вооружение стратегия форсированной утилизации «советского наследия» (вместо эволюционных реформ) и распространившиеся тогда повсеместно социал–дарвинистские практики подорвали тогда основу как консервативных, так и либеральных вкупе с социал–демократическими моделей развития, а равно снизили общественную популярность связываемых с ними политико–идеологических проектов.
Сегодня Россия пока остается верна реалиям деполитизированного и деидеологизированного общества. Изобилия проектов будущего (равно как споров вокруг них) сегодня явно не наблюдается – это изобилие предстоит еще создать в ответ на вызовы постоянно усложняющейся и постоянно изменяющейся реальности.
В последующее время были реализованы несколько проектов, показавшие свой ограниченный потенциал. Неотрефлектированный до конца евразийский проект, сравнительно слабо проявляющее себя условное «славянофильство», так и не выросшая в последовательный и системный проект российская социал–демократия, как и различные «промежуточные» идеологические варианты, также не имеющие массовой базы поддержки – тому свидетельство.
Обобщенно, что мы имеем на сегодня:
Во–первых, очевидный дефицит укорененной в общественном сознании идеологии,
Во–вторых, отсутствие продуманной долгосрочной стратегии социально–экономического развития, которая бы адекватно отвечала бе реалиям текущего момента,
В–третьих, отсутствие ясного образа будущего, который бы примирил сторонников различных российских идеологем и стратегий.
В–четвертых, от модернизации как комплексной стратегии мы отказались ранее.
В–пятых, от партнерства с Западом как источника инноваций мы сегодня отошли – не изучив должным образом альтернативные Западу источники инновационных приобретений.
Станет ли ответом «закрывшемуся» от России Западу отечественный проект Консервативного Просвещения, построенный вокруг открывшейся в новых условиях Русской Истины, – зависит от способности российского интеллектуального класса его генерировать и убедительно предложить достаточно давно существующему в «деидеологизированном» состоянии обществу? Насколько социальный и культурный капитал России адекватен задаче полноценной реализации подобного проекта – также остается пока вопросом.
Таким образом, Русская Идея на фоне предполагаемого «Заката Запада» еще должна быть ясно сформулирована, отрефлектирована и укоренена в массовом сознании россиян, для чего потребуется длительная и качественная работа.
Структура общества и элиты, и многочисленные укоренившиеся социальные практики не способствует переходу к мобилизационному варианту развития, который бы позволил устоять под нарастающим внешним давлением и попытаться создать собственные источники обновления во всех сферах.
Перспективы консервативной демократии – сегодня, увы, не просматриваются, ибо не совсем понятно, что именно консервировать, и на какой вариант консервативных ценностей существует «спрос» в массовом сознании россиян.
Масштаб вызовов при этом сегодня таков, что закрыться в себе «острову Россия», очевидно, не удастся – при этом наш ответный мессидж миру, который сегодня разделился и продолжает разделяться, все еще не сформулирован. Вместе с тем мир уже явно находится в ожидании того, что может предложить ему Россия.
Надежда на то, что ответ на стоящие сегодня перед Россией вопросы будет дан экзистенциальный ответ, который придет неожиданно – в принципе, остается, однако уповать на это было бы чрезмерно самонадеянно.
Вызов «нарастающей сложности», между тем, становится все более актуальным, и делать ставку на гениальную ситуационную импровизацию все же не вполне разумно.
