Настоящий номер «Тетрадей по консерватизму» посвящен проблематике постсекулярности и подготовлен при участии Русской экспертной школы.
Разговор об истории и современном развитии консервативной мысли и шире – политических идеологий и культурных парадигм, – который последние годы разворачивается на страницах «Тетрадей по консерватизму», всегда затрагивает две важные и связанные темы: с одной стороны, это ценности и цели, к которым стремится философская мысль и социальная практика, с другой – методы и текущие задачи, на которые можно опираться в этом процессе. В таком разговоре невозможно избежать обсуждения религиозных и теологических вопросов.
В своей книге «Диалог с историей» (2019) Святейший Патриарх Кирилл отмечает, что философия секулярного модерна не обладает той полнотой универсальности, о которой заявляет. Если религиозные, христианские ценности могут быть переведены на язык, понятный неверующим или секулярным людям, и здесь продолжают работать, то этого же «нельзя сказать об идеях секулярного гуманизма и позитивизма, даже если эти идеи изложены с использованием элементов теологического стиля и христианской символики».
Поэтому философия и гуманитарная наука в последние столетия находились в состоянии, когда о традиции и нравственности становилось все труднее, почти невозможно говорить непосредственно. Говорящий находился в общем пространстве дискурса (научном, светском, нормативном), по отношению к которому религиозные темы, а тем более проблема религиозной аксиологии и принципов веры (догматики), являлись бы внешними, то есть вопросами его личного предпочтения и не оказывающими непосредственного влияния на его выводы. Само это общее пространство подразумевало для всех особую методологию со своим специфическим языком. Оно создавало такие модели знания (позитивные, аналитические или структурные), при которых проблема божественного и непознаваемого объявлялась незначимой: в одинаковой степени могла как учитываться, так и выноситься за рамки речи (маргинализироваться) или вовсе отсутствовать в ней (игнорироваться).
Для развития консервативной мысли это обстоятельство всегда было методологической проблемой, причем независимо от того, как воспринимался консерватизм, – как своеобразный стиль в рамках общей, либеральной и секулярной нормы мышления или же как набор идей, который претендует на то, чтобы выйти за границы этого либерального пространства и посмотреть на него извне, понять культурную ситуацию, в которой находится сам говорящий (в этом случае он стремится к традиционализму).
Проблема заключалась в том, что важнейшая часть консервативной аргументации, связанная с традиционными религиозными, христианскими ценностями, не была в полной степени «научной», не могла быть полноценным аргументом. Консерватизм имел возможность публично апеллировать к религиозному опыту народа, но не мог основываться на нем для строительства своей аутентичной социальной реальности, непохожей на либеральную. Причина этого в том, что он не обладал самостоятельностью, ему отводилась роль незначительной стилевой и популистской надстройки над идеологическим фундаментом – социальной теорией и рыночной экономикой.
В академической сфере консерватизм родился «современным», без права прямого наследования традиции, поэтому он был вынужден строить систему аргументации без опоры на теологические доводы (или тщательно скрывать их), пользуясь существующими философскими и общественно-политическими концепциями, то есть играть по правилам, разрешенным самой новоевропейской секулярной философией.
Для консервативной и тем более традиционалистской мысли новоевропейская философия не предусматривала особого языка и отдельной эпистемологии. По этой причине консервативно-традиционалистскому дискурсу для продвижения своей повестки или хотя бы для самозащиты всегда было важно опираться на те направления, которые, с одной стороны, выражались бы в понятиях современного, секулярного мира, а с другой – стремились бы высветить эпистемологические границы этого мира и даже поставить вопрос о возможности выйти за его пределы для утверждения качественно другой социальной реальности.
Такой временнóй опорой для консервативных идей был, например, романтизм конца XVIII века, в реакционном крыле которого и была сформулирована сама философия консерватизма.
Похожую роль через столетие сыграл экзистенциализм, на который опиралась консервативная религиозная философия, в том числе русская.
Следующим таким направлением стал постмодернизм, который дал очередной импульс консерватизму: позволил критиковать современную философию, используя высказывания о закате проекта Просвещения, кризисе новоевропейской рациональности и конце секулярной современности. Среди прочего постмодернизм приоткрыл возможность для критики в адрес современности с позиций религиозного сознания, в том числе традиционного. При этом следует отметить, что романтизм, экзистенциализм и постмодернизм, поднимая вопросы о границах дискурса современности и ослабляя эти границы, открывали возможность для их сдвига в первую очередь в «либеральном» и «прогрессистском» направлении, и только во вторую – в альтернативном «консервативном» и «традиционалистском».
Если говорить о политической мысли, то постмодернизм дал возможность укрепиться теории множественных цивилизаций, которая пришла на смену просвещенческой политической парадигме, в которой Цивилизация может быть только одна. Новая цивилизационная риторика позволила крупнейшим государствам в постколониальную эпоху обосновать право на сохранение своей исторической памяти, которую чуть было не отняла теория линейной и универсальной модернизации, а также прописаться в большом историческом контексте и, соответственно, рассматривать принципы государственного и общественного устройства (в том числе рыночную демократию) как вторичные и временные элементы по отношению к цивилизационному, общеисторическому контексту.
Кроме того, цивилизационный подход во второй половине XX века позволил гуманитарной мысли, плененной секулярной парадигмой и социальной теорией, снова использовать понятия, с помощью которых стало можно говорить о духовном и религиозном в политике, экономике и культурной жизни народов. Поэтому на цивилизационный подход и концепцию России как страны-цивилизации чаще опирается именно современная консервативная мысль, например, школа Александра Панарина и научный круг Всемирного русского народного собора.
Цивилизационная теория в нынешних условиях дает возможность оппонировать риторике либерального технократизма.
При этом, несмотря на нашу привычку относить цивилизационный подход к консервативной и даже традиционалистской политической мысли, этот инструмент используется и либеральной стороной. Он предоставил ей необходимые условия для исправления имиджевого провала геополитики в 1945 году, для обновления своей риторики и разработки новых геополитических проектов. Это позволило либеральной политологии говорить о «новом средневековье» и «новой имперскости» как о прогрессивных политических формах, с помощью которых можно заменить якобы устаревшие суверенные национальные государства, которые за последние столетия постепенно превратились из революционных структур – в реакционные, тормозящие темпы глобализации. Это означает, что цивилизационная теория рассматривается в том числе как способ провести очередную большую модернизацию модерновых политических институтов, вплоть до создания поствестфальского мира – политической реальности, регламентированной принципами постмодернизма.
В начале XXI века ряд подходов, подвергающих сомнению рамки дискурса современности, пополняет концепция постсекулярности.
Постсекулярное направление претендует на то, чтобы смягчить кризис современного общественно-политического языка, объяснительные способности которого в последние годы стремительно падают. Постсекулярное направление открывает дискуссию о природе секулярного и таким образом автоматически снимает неприкосновенность с обсуждения фундаментального принципа современности – тотальной имманентности знания и ценностей. В этом смысле постсекулярное направление ставит целью не отрицание современности (неизбежно попадая в ловушку постмодернистского самоотрицания), а определение границ этого исторического проекта, рассмотрение его базовых оснований, снятие запрета на дискуссию о его альтернативах.
Главное в постсекулярности – процесс освобождения теологии, констатация теологичности любого знания. Речь идет не столько о возвращении теологии в ряд научных дисциплин (если в России этот процесс начался в 2015 году, то на Западе теология никогда не переставала быть частью науки, хотя и на правах падчерицы), а конец иллюзии о внетеологичности светского знания. Этот подход ведет к признанию в качестве конвенции постоянной связи между всей гуманитарной мыслью и теологией. Кроме того, он позволяет более часто использовать теологические аргументы в социально-политических дискуссиях.
При этом происходящий постсекулярный поворот свидетельствует не о победе неких постсекулярных ценностей, а об изменении правил дискуссии.
Пока постсекулярное направление будет наращивать свое влияние, предметом главного спора будет не теория познания, логическая или эмпирическая истинность тех или иных суждений, а снова, как в Средние века, спор теологический, о высших ценностях и должном взаимоотношении человека с ними. Разные характеристики этих ценностей, с опорой на разные этические и религиозные системы, будут в обозримой перспективе вести к появлению разных «постсекулярностей» и, следовательно, различных социально-политических моделей и проектов.
______
Наш проект осуществляется на общественных началах и нуждается в помощи наших читателей. Будем благодарны за помощь проекту:
Номер банковской карты – 4817760155791159 (Сбербанк)
Реквизиты банковской карты:
— счет 40817810540012455516
— БИК 044525225
Счет для перевода по системе Paypal — russkayaidea@gmail.com
Яндекс-кошелек — 410015350990956