РИ от своего имени готова поздравить Дональда Трампа с его возвращением в Белый дом. И блестящая статья нашего постоянного автора Платона Беседина — это в каком-то смысле поздравление. Мы уверены вместе с автором, что Алекс Гарленд снял совсем не антитрамповскую агитку, но серьезный фильм о человеческой жестокости — жестокости гражданской войны, жестокости журналистского ремесла и жестокости Запада как цивилизации. Той жестокости, символом которой стало радостное восклицание Хиллари Клинтон при виде обесчещенного и растерзанного Каддафи. Тот факт, что некоторые либералы, увидевшие фильм, на полном серьезе решили, что довольные улыбки карателей в его финале отражают авторскую позицию, – режиссерский прием, и он обнажает саму суть цивилизационного фундаментализма, неотделимого от этой жестокости. Но речь, разумеется, о большем — не о банальности зла, а скорее о бездушности мнимого добра, не сомневающегося в собственной правоте.
* * *
Так бывает с настоящими произведениями искусства; собственно, только так и бывает. Что же касается политической составляющей, то уверен, мы ещё не раз будет возвращаться к ленте Гарленда. Ведь Силы Запада всегда находятся в режиме боевой готовности, и они сделают всё, чтобы установить тот режим, который им нужен.
I
«Падение империи» Алекса Гарленда – во многих отношениях фильм удивительный. Начнем с того, что промокампанию к нему запустила сама жизнь, и, главное, она уверенно продолжает её раскручивать. Я делал телепередачу о протестах в американском штате Техас, где местные власти были недовольны миграционной политикой президента Джо Байдена. И российские эксперты, реальные и не очень, тут же заголосили о гражданской войне в США.
– То ли ещё будет, когда выйдет фильм об этой самой гражданской войне, – сказали мне.
– В смысле?
– Ну, в Сети уже есть трейлер фильма о гражданской войне в США, той, что будет. Там тоже бунт поднимают в Техасе. Посмотри…
Я посмотрел – и был приятно удивлён. В оригинале фильм Алекса Гарленда так и называется – Civil war ( «Гражданская война»). Правда, наши горе-маркетологи решили добавить остроты. По сюжету ленты, в штатах Техас и Калифорния подняли восстание против действующего американского президента (его показывают уже в первых кадрах, и он предельно напуган) и пошли решительным, блестяще организованном штурмом на Вашингтон. Согласитесь, выглядит довольно интригующе. К тому же, судя по трейлеру, создатели фильма, действительно, постарались.
Алекс Гарленд – в принципе очень хороший режиссёр. Вероятно, один из лучших сегодня. Один из самых провокативных – так точно. Во всяком случае он, что важно, довольно-таки оригинален и почти бесстрашен. Последнее, по нынешним временам, особенно ценно. Бесстрашие Гарленд, к примеру, явил в своих лентах «Аннигиляция» и «Род мужской». Как сценарист же, он начинал с картин «Пляж» и «28 дней спустя»; снимал их крутейший Дэнни Бойл. Если не смотрели, то обязательно изучите.
Однако особенность Гарленда состоит в том, что его фильмы, как правило, трактуются совершенно по-своему, вовсе не так, как, вероятно, задумывал сам режиссёр. Ну, простите, какое из «Рода мужского» феминистическое кино? Всё как раз-таки совсем наоборот. Одна большая кинопровокация – и только!
В «Падении империи» – пожалуй, самом неэкпериментальном фильме Гарленда (он тут и режиссёр, и сценарист) – также остаётся бесконечное пространство для интерпретаций и трактовок. В том числе, и потому, что предыстория конфликта, разворачивающегося в ленте, если и дана, то исключительно штрих-пунктирно. Это сделано, вероятно, и для того, чтобы политологи и другие «эксперты» не топтались на картине. Самое это сочетание – Калифорнии и Техаса – достаточно неправдоподобно; в реальной жизни их объединение крайне маловероятно. Однако, по итогу, насилием, брожениями и волнениями охватывается вся Америка (вот она мечта российского пропагандиста!). Зритель, например, точно знает, что в штате Флорида тоже не очень любят американского президента. Да и вообще можно получить пулю в лоб лишь за то, что ты родился в «неправильном штате».
Американский президент, как я уже сказал, появляется в самом начале фильма – и выглядит он обречённо. Бедолага не может выучить текст обращения к нации – мямлит, бубнит, паникует. Это, на самом деле, неудивительно: ведь его хотят пристрелить как бешеную собаку (штамп, но тут он вполне уместен). Смелый этот парень – режиссёр Алекс Гарленд, не правда ли? Он, к слову, сын известного политического карикатуриста; продолжил дело отца, стало быть. А за что такая кара для американского президента? Он вроде бы, но не факт, распустил ФБР и инициировал авиаудары по американским гражданам.
В президенте из «Падения империи» многие увидели аллюзию на Дональда Трампа. Однако изначально это было не совсем так, на мой взгляд. Можно, конечно, заметить трампистские «нотки», акценты – их, безусловно, хватает, но это пародия не на одного конкретного взятого человека. Так, к слову, было и в ленте Адама Маккея «Не смотрите наверх», где президент США Джейн Орлин, великолепно сыгранная Мерил Стрип, одновременно была выстрелом (по-македонски!) и в Дональда Трампа, и в Хиллари Клинтон. Впрочем, с недавнего времени президент из ленты Гарленда – это всё же, по большей части, Трамп.
Так распорядилась жизнь, а она, как писал Оскар Уайльд, только подражает искусству. И «Падение империи» с его Гражданской войной в США начало убийственно материализовываться в реальности. 13 июля в городе Батлер, штат Пенсильвания, в Дональда Трампа стреляли и, действительно, хотели убить. Только чудо – поворот головы – уберегло кандидата в президенты США от смерти. Любопытно, что повернулся он, дабы прочитать с монитора данные о миграции (и тут пересечение с фильмом!).
Дональд Трамп, в отличие от президента США в фильме, выжил – погиб другой человек; к слову, очень достойный: отец двоих детей, христианин.
Сам же стрелок из Батлера напоминает ещё одного персонажа из «Падения империи». Был там совершенно отвратительный тип, с которым встречаются герои, когда они едут в Вашингтон, чтобы сделать интервью и фотографию президента. Тип этот (отличная роль Джесси Племонса, к слову, мужа Кирстен Данст) – в розовых очках – представляет собой нечто среднее между военным и деревенщиной: он, по всей видимости, патологический садист и нацист, убивающий людей только за то, что они родились в другом штате. Это очень сильный образ от Гарленда: он словно переносит обезумевших глубинных поселенцев из «Техасской резни бензопилой» в атмосферу «Апокалипсиса сегодня», запах крови смешивается с запахом напалма. И, без сомнения, мы чувствуем влияние великой ленты «Иди и смотри».
Всё у Гарленда происходит естественно и оттого ещё более жутко. Естественно убивают, расчленяют, расчеловечивают. Это, кстати, подчёркивается шикарнейшим саундтреком ленты. Мы отвыкли от того, что музыкальное сопровождение не только задаёт особое настроение фильма, но и во многом само становится произведением искусства. Помните, как работали главные темы «Хэллоуина» и «Ребёнка Розмари»? Гениально! В «Падении империи», правда, нет сгущения или нагнетания за счёт музыки. Наоборот, в самые жуткие моменты здесь может звучать разухабистый рок от Skid Row или старомодный хип-хоп от De la Soul. И, конечно, никуда без истинно американской баллады от Стерджилла Симпсона.
Такова естественность анормального; оно конгруэнтно. Вот так же естественно отреагировали и мировые СМИ на попытки – неоднократные уничтожения Трампа. Знаете шикарную панк-группу Dead Kennedys? Впору создавать что-то более современное – Dead Trump, например. И да, характерно, что стрелка из Батлера попытались представить одиночкой-психопатом. Видимо, двое других тоже вдруг начали сходить с ума в «одиночных камерах» жилищ. А как «профессионально» повели себя службы безопасности, секретные службы и прочие соответствующие структуры!
Эдуард Лимонов описывал современный западный мир как дисциплинарный санаторий, выхолащивающий и вымывающий порывы, желания, устремления. И это очень точное описание. Потому что в обществе, похожем на дисциплинарный санаторий, даже покушение на кандидата в президенты США не способно изменить плюс-минус одинакового эмоционально-интеллектуального состояния людей. Власть тут забирается повседневно и жёстко. А значит, возвращаясь к ленте Гарленда, мы говорим о Силах Запада, которые хотят уничтожить американского президента. Насколько ли он виновен и отвратителен?
Тут важно понимать, что это за Силы Запада, и кого они представляют на самом деле. Мы не видим повстанцев, ополченцев, менеджеров и работяг, взявшихся за оружие – нет, ничего подобного. Само сочетание – Техас, Калифорния, Флорида – говорит нам, что речь не о так называемых простых людях, взявших пистолеты и автоматы вместо лопат и ложек. Нет, мы видим профессиональную армию: выглядящую как армию и, главное, действующую как армию. Это хорошо прослеживается уже с середины фильма. Тяжёлая техника, вертолёты, прекрасная амуниция – всё максимально серьёзно и устрашающе. На Вашингтон, расстреливая Мемориал Линкольна, наступают профессиональные военные, представляющие собой очень серьёзную силу. Они не самоорганизовались – их организовали.
И неслучайно они называются Силы Запада, потому что речь идёт именно о, если угодно, объединённом Западе. А данное понятие, вернее, данная формация масштабнее и опаснее, нежели блок НАТО или, как у нас любят говорить, коллективный Запад. Перед нами – мощнейшая сила, которая уничтожает (скорее всего, по воле своих заказчиков; вероятно, того самого ставшего притчей во языцех deep state) неугодные политические режимы и неугодных лидеров. Тот, кто хочет быть относительно самостоятельным (насколько это в принципе сегодня возможно) и вести политику не по «единым стандартам», тот находится в зоне риска. Никаких переговоров, никакой дипломатии – пуля в лоб для того, кто посмел что-то говорить, делать от себя. Холодная, рациональная «машина смерти», сбивающая и давящая тех, кто появляется у неё на пути.
Говоря эсхатологически, в ленте Алекса Гарленда зло противостоит злу. Оно, подобно паукам в банке (или, вспоминая Достоевского и его вечность, в баньке), множится, и эти сущности пожирают друг друга с отвратительной ненасытностью инфернального хищника. В «Падении империи» нет положительных и отрицательных сторон (это касается не только политического контекста): зло в фильме представлено максимально полно и разносторонне. Одинаково опасны и отвратительны как Силы Зла, так и президентский пул. Просто у первых больше сил и возможностей, потому они побеждают.
II
Однако главное зло, сколь бы патетично и философично это ни прозвучало, зачинается, прорывается и творится у Гарленда в сердцах и душах человеческих. И в «Падении империи» это куда более важно, нежели политическая составляющая фильма. Иначе это было бы банальное кино. Именно в душах человеческих проходит линия разделения добра и зла. Гарленд иллюстрирует известную максиму Фридриха Ницше: «Тот, кто всматривается в бездну, всегда должен помнить, что бездна тоже всматривается в него… И борющийся с чудовищами может сам стать чудовищем». Мы во всей полноте наблюдаем эту метаморфозу.
Сфокусируйтесь на самой формулировке «всматривающийся в бездну» – у Гарленда это, в том числе, надо понимать и буквально: в центре кинодрамы – журналисты и фотокорреспонденты, те, кто регулярно и добровольно становится оком войны. Вот и главная героиня так формулирует своё кредо: «Мы просто фиксируем происходящее, чтобы вопросы потом возникали у других». Но не самообман ли это? Ведь если у других возникают вопросы, то почему конвейер смерти неостановим? Впрочем, сама же героиня даёт ответ: «Каждое своё фото, возвращаясь с войны, я считала предостережением: не делайте так. Но всё тщетно».
В разгар Гражданской войны журналисты отправляются в Вашингтон, чтобы зафиксировать крах американского президента. Культовая журналистка Ли Смит (её блистательно играет Кирстен Данст, а Ли Миллер – так звали первую журналистку, побывавшую в Дахау), родом из Колорадо, хочет взять интервью у американского президента, а её напарник, фотокорреспондент Джоэл (отличное исполнение роли бразильцем Вагнером Моурой), родом из Флориды, жаждет сделать его фотографию (спойлер: он её делает). С ними едет, по сути, их наставник Сэмми (Стивен Хендерсон) – опытнейший журналист из New York Times, матёрый человечище, многое понимающий и умеющий видеть наперёд; таким, к сожалению, в новой реальности изначально нет места. К этой троице, будто потерявшейся котёнок, прибивается начинающая репортёр Джесси (Кейли Спейни).
«Падение империи», на первый взгляд, снято как классическое road-movie. Но тут нужно добавить, что дорога, по которой движутся герои – это адская дорога с двухсторонним движением длиною в 1300 километров. Ли едет по long hard road out hell, а Джесси – по long hard road in hell. То есть, одна выбирается из ада, а вторая, наоборот, приближается к нему. Собственно, главным образом вокруг двух этих девушек – двух сообщающихся сосудов – и развивается главный внутренний конфликт фильма. Он мог бы оказаться рельефнее, глубже, если бы Кейли Спейни играла чуть лучше. А вот Ли Смит исполняет роль выгоревшего, деформированного военкора просто великолепно – всё на её сером, осунувшемся лице; игра мышц, нервов, взглядов – браво, Кирстен Данст!
Ли проводит Джесси по раскинувшимся полям смерти. Начинающий репортёр боится не только трупов, убийств, но и самого вида крови. Однако она вынуждена привыкать; вынуждена – или сама того хочет? На выгоревших полях того, что называлось Америкой, Ли и Джесси встречают чудовищных, отвратительных персонажей – однако это не маньяки с мачете, а обычные американские граждане, иллюстрирующие тезис Ханны Арендт о банальности зла. Просто в определённый момент щёлкнул тумблер, сработал переключатель – и наружу вышло то, что тщательно скрывалось под маскировочным покровом цивилизации. И вот перемазанный кровью и грязью реднек с бензоколонки пытает своего бывшего одноклассника, а вояка в розовых очках вместе с напарником возит трупы грузовиками, расстреливая лишь за принадлежность не к тому штату.
В фильме Алекса Гарленда есть такой показательный и, как по мне, переходный момент, когда герои попадают на дорогу, перегороженную рождественскими аттракционами. Начинается стрельба – и Ли, Джесси, Сэмми и Джоэл встречают двух залегших на землю бойцов, один из которых любит либо очень необычный маникюр, либо мальчиков, либо и то, и другое. Он бросает Джоэлу, фонтанирующему глупыми вопросами, резкую, но всё объясняющую фразу: «Ты так ничего и не понял? Здесь все воюют против всех».
Это ключевые слова для понимания происходящего. Люди так долго атомизировались, сбиваясь в стайки и группки, что в результате началась война всех против всех. Это массовое побоище, в котором, может быть, и есть правы и виноватые, однако нет того, кто реально мог бы отделить зёрна от плевел. И пусть в одних городах линчуют и мародёрят, а в других делают вид, что всё нормально (хотя снайперы сидят на крышах), но повсюду – хаос и смерть. Отдельное уважение в создании максимально убедительной картинки (такая, будто ты пробудился только что, дабы познать истину) можно и нужно выразить оператору Робу Харди и монтажёру Джейку Робертсу.
В эту кровавую мешанину и попадает Джесси. Сначала она испытывает отвращение, вплоть до тошноты и рвоты. Однако вскоре запах крови бередит её ноздри, пробуждая великую жажду; смерть становится привлекательной, смерть пленяет своими ликами. Смит же, наоборот, понимает всю ничтожность того, чем она занималась ранее. Две журналистки как бы меняются друг с другом местами, и это напоминает своего рода переселение сущности из одного тела в иное; из старого в молодое (позднее мы увидели это в ещё одном кино 2024 года «Субстанция», но на другой манер). Нечто из сюжетов Стивена Кинга, вроде его романа «Безнадёга». Только там был злой дух, вырвавшийся наружу, а здесь некий социальный архетип, функция, питаемая обществом зрелищ и потребления.
«Когда я буду умирать, сфотографируешь ли ты меня?» – спрашивает Ли Смит у Джесси. И это ключевой вопрос ленты. Казалось бы, в матрице, где всё подчинено смерти, и та позирует, как модель, других вариантов в принципе нет. Передать через камеру лики смерти – ключевая задача, то, ради чего всё и затевалось. Однако героиня Кирстен Данст уже встала на другой путь: она стирает кадр с только что погибшим Сэмми. Потому что привязанность, симпатия, любовь к ближнему уже пробудились в ней. Дальше будет лютая истерика, которая случается с Ли, когда Силы Запада идут на штурм Белого Дома – и это не только, а, может, и не столько слабость, сколько очищение, изгнание из себя демонов, требующих доказательств смерти.
Однако они не исчезают, не растворяются в атмосфере – ведь рядом есть голодная, ненасытная Джесси. Вот где ужас. Демоны просто переселяются из одного сосуда в другой. И мы видим в финале ленты Алекса Гарленда уже другую Джесси – она не просто хищник, но заклинатель, призывающий ритуальные жертвоприношения на крови. Этот путь, который она прошла, заканчивается в аду; первая фаза пути. А дальше? Будет ещё больше крови, насилия и попытки сделать нормальным то, что по сути своей глубоко ненормально.
Мы в ответ за тех, кого воспитали – примерно такова мораль? И да, и нет. Джесси – это, конечно, одновременно и образ, и ролевая модель тех, кого воспитывает общество, где дети с ранних лет смотрят на смерть через камеру и экран. На этот счёт есть чудесное размышление Умберто Эко: он вспоминает, как впервые увидел мёртвого человека после аварии на дороге (истекающий кровью муж обнимали остатки жены, чьи мозги растеклись по асфальту), и это поразило его на всю жизнь. Реакция, говорит итальянский писатель, могла бы оказаться другой, если бы он снимал трагедию на телефон, чтобы выложить видео в социальные сети. Но Эко смотрел глазами, и это навсегда осталось с ним, научило состраданию и уважению к жизням.
Джесси – это дитя человеческое, она продукт того, что строила и наконец построила человеческая цивилизация. Так Гарленд выносит приговор не только политике, журналистике, своей профессии, но и обществу как таковому. Он показывает, сколь охоч человек до погружения в бездну, и как легко переступить через тонкую красную линию, отделяющую здравый смысл от безумия. Грех так же важен, как и добродетель – он являет истинную природу человека, но он не предполагает какой-либо дороги назад. Ты можешь вернуться только, если тебе очень повезёт, и никак иначе. Однако это будет возвращение только в душе, в сердце, потому что тело вернуться не может. Ведь мир вокруг – мир-матрица, связывающая и навязывающая – не принимает того, что отказывается существовать по её законам. Поэтому Ли Смит погибает. Другого выхода здесь нет и априори быть не может.
Трудно сказать, на что изначально получал деньги Алекс Гарленд. Компания А24 выдала ему один из рекордных для себя бюджетов – в 75 миллионов. Очевидно, что в мире, где кинематограф – часть единой политики, невозможно снимать нечто аполитичное, удалённое от фактических реалий. Тем более, если ты снимаешь кино о Гражданской войне в США, в которой должны убить президента. Вероятно, Гарленд получал средства на своего рода агитпроповское полотно, не столько метящее в Трампа, сколько стимулирующее тех, кто захочет метить в Трампа. Может быть, и так, да. Но чего уж точно не собирался делать Гарленд, так это снимать антивоенное кино (в его силу сам режиссёр никогда не верил).
Однако на выходе мы получили действительно серьёзное, многослойное полотно (по нынешним временам так особенно), поднимающее (далее я намеренно перехожу в канцеляристский регистр) и актуальные политические вопросы, и то, что касается души человеческой в мире, где мы стоим перед гигантским экраном, который одновременно транслирует и записывает смерть (в том числе, нашу собственную). Мир высоких технологий морально и интеллектуально во многом существует в Средневековье, где сон разума рождает чудовищ, и они оживают, чтобы убивать и разрывать на куски.
Жизнь, реальность, матрица (подбирайте то, что вам больше нравится) сама дописала продолжение «Падения империи» за Алекса Гарленда. Так бывает с настоящими произведениями искусства; собственно, только так и бывает. Что же касается политической составляющей, то уверен, мы ещё не раз будет возвращаться к ленте Гарленда. Ведь Силы Запада всегда находятся в режиме боевой готовности, и они сделают всё, чтобы установить тот режим, который им нужен. И тогда мы станем пересматривать «Падение империи», задаваясь вопросом: что это было на самом деле?
Сценарий? Предсказание? Или произведение искусства опять воплотилось в жизнь, тоже сделав её искусством?
