РI благодарит редакцию журнала «Тетради по консерватизму» за разрешение использовать на нашем сайте материалы юбилейного номера издания, посвященного творчеству крупнейшего консервативного публициста России XIX века Михаила Каткова. Ранее мы публиковали статью Андрея Тесли о взаимоотношениях Каткова с Иваном Аксаковым в 1860-е годы. Материал Александра Репникова, доктора исторических наук, заместителя начальника отдела Центра документальных публикаций Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), рассказывает об обращении к идеям Каткова другого крупного социального мыслителя – Льва Тихомирова.
Михаил Никифорович Катков ушел из жизни летом 1887 года. Если бы незадолго до его кончины кто-то сказал ему, что его любимое детище газету «Московские ведомости» наследует Лев Александрович Тихомиров, Катков был бы очень удивлен.
В опубликованных статьях они не жаловали друг друга. Тихомиров в статье «Шатание политической мысли», подписанной псевдонимом И. Кольцов и посвященной разбору книги Юзова (литературный псевдоним народника И.И. Каблица) «Основы народничества», безжалостно обрушивался на Каблица за его «уклонение» в сторону либерализма. Тихомиров с нескрываемым сарказмом замечал, что поднятая им тема очень интересная и смелая и «к счастью для г<осподина> Юзова, давно уже стали появляться у нас “народники”, произносящие страшное слово и протягивающие в то же время руку примирения г<осподину> Каткову; стали появляться органы “народничества”, вроде “Недели”; некогда страшное слово перестало пугать и, если не изменяет нам память, удостоилось даже побывать в объятиях самого г<осподина> Суворина» [1, с. 2]. Пройдет несколько лет после публикации этой статьи, и Тихомиров сам публично протянет руку примирения умершему оппоненту.
Когда в Петербурге писали некрологи, и давали ушедшему из жизни Каткову самые противоречивые оценки, находящийся в эмиграции Тихомиров мучился сомнениями, читал Библию и внутренне готовился к тому шагу, который полностью изменил его жизнь. На рубеже 1887–1888 годов в общении с политическими эмигрантами он уже не скрывал своих антиреволюционных взглядов.
Первый шаг к официальному разрыву с революционным прошлым был сделан им после появления в феврале 1888 года предисловия ко второму изданию его книги «Россия политическая и социальная», в котором Тихомиров выступил не только против политического террора, но и вообще против революционных форм борьбы. Оказавшись в политической изоляции, он написал брошюру «Почему я перестал быть революционером» (1888) и окончательно порвал с революционным движением.
Брошюра Тихомирова вызвала резкую критику со стороны революционных кругов, в том числе западноевропейских социалистических партий. Поль Лафарг, настаивая на приезде Георгия Плеханова на учредительный конгресс Второго Интернационала, подчеркивал, что его присутствие и выступление будет «ответом на предательство Тихомирова» [2, с. 136–137]. Историей идейного отступничества Тихомирова интересовался Фридрих Энгельс, в частности, писавший в работе «Внешняя политика русского царизма»: «…Русский, если только он шовинист, рано или поздно падет на колени перед царизмом, как мы это видели на примере Тихомирова» [3, с. 15]. На поступок Тихомирова критически отреагировал Эдуард Бернштейн и другие видные социалисты.
Как полагает исследователь Е.А. Таратута, «именно измена Тихомирова наложила свой отпечаток на то, что в известном романе Джозефа Конрада “На взгляд Запада”, и в рассказе Артура Конан-Дойля “Пенсне в золотой оправе”, и некоторых других произведениях западноевропейской литературы, посвященных народовольцам, – основным мотивом является мотив измены, тема ренегатства» [4, с. 376].
Во второй половине 1888 года появилось несколько ответных брошюр-протестов (в том числе Петра Лаврова, Э.А. Серебрякова и др.). В марте 1889 года в сборнике «Социал-демократ» была опубликована статья Плеханова «Новый защитник самодержавия, или Горе г. Л. Тихомирова». Свою трактовку события, дискутируя с Плехановым, предложил Павел Аксельрод в письме к Лаврову от 16 августа 1888 года. Он полагал, что Тихомиров «отнюдь не продажный ренегат, а несчастная жертва нашего славянофильского социализма, словом, народничества» и нет нужды доказывать «логическую необходимость этого превращения для человека, преданного народническим “идеалам” и в то же время разочаровавшегося в своей вере в революционный “захват власти”» [5, с. 89]. В письме к Аксельроду от 4 марта 1889 года Плеханов, уточняя свою позицию, подчеркнул, что «нападать на революционеров, как ни заслуженны эти нападки», ему «не хотелось, потому что очень уж гадок сам Тихомиров. Его в Париже охраняли шпионы [выделено в оригинале. – А.Р.], и он таскался каждое воскресенье в церковь (русскую). Хорош гусь?» [2, с. 126].
Николай Морозов считал, что у Тихомирова «никогда не было прочных убеждений в необходимости изменения самодержавного образа правления… Нельзя без прочных убеждений вести жизнь бесконечных лишений, бесконечного самоотвержения и самопожертвования, а этого загипнотизировавшая себя публика требовала от Л.А. Тихомирова» [6, с. 684]. А.П. Прибылева-Корба полагала, что поведение Тихомирова «есть последствие его психического заболевания. И у него и было достаточно причин, чтобы сойти с ума!» [7, л. 98].
Характерно, что слухи о том, что Тихомиров переродился и собирается даже занять в России место Каткова, распространялись в среде революционной эмиграции, хотя не все хотели им верить: «Проживши до сорока с лишним лет [ошибка, Тихомирову тогда было тридцать шесть – А.Р.] бескорыстным деятелем, вдруг пустить свою душу в продажу, да еще какую. Этого не бывает», – сомневалась Вера Засулич [8, с. 204]. Слухи о преемственности Каткову возникли не на пустом месте. Петр Рачковский, который вел против Тихомирова свою «игру», убеждал старого приятеля Тихомирова И.Я. Павловского, который давно отошел от революционного движения, «что правительство якобы “отнюдь не прочь примириться с Тихомировым” и в случае его полного отказа от революционных убеждений готово даже предоставить ему “место умершего Каткова”» [9, с. 59].
В критическом хоре революционеров, порицавших ренегата, интересно выделить мнение Сергея Степняка-Кравчинского. В мае 1888 года он писал Лаврову: «Несколько дней назад… получил кое-какие сведения о взглядах Л. Тихомирова на М. Каткова и Александра III, которые заставляют меня серьезно задуматься, не сошел ли он с ума» [10, л. 64–65]. Итак, известный революционер, пожалуй, впервые объединил в одном ряду имена Тихомирова и Каткова. Впоследствии, в первой диссертации о Тихомирове, защищенной в СССР (в 1987 году), историк В.Н. Костылев отмечал, что рассвет русской консервативной мысли 1880-х годов связан «с деятельностью М.Н. Каткова и И.С. Аксакова – публицистов, взгляды которых в годы реакции заметно сблизились… Продолжателем их дела в конце 80-х гг. выступил… Л.А. Тихомиров…» [9, с. 5–6]. Таким образом, имена Тихомирова и Каткова были связаны воедино не только их современниками, но и последующими исследователями консервативной мысли.
Для Михаила Никифоровича, ушедшего из жизни до начала всех этих шумных и эмоциональных дискуссий, Лев Александрович навсегда остался только революционером и нигилистом, подрывающим устои самодержавия. В статье М.Н. Каткова «Дело о “хождении в народ”» (8 декабря 1877 года) без указания автора упоминается известная брошюра Тихомирова «Сказка о четырех братьях» (другое название «Счастливые встречи, или Любовь к Родине»). Эту брошюру высоко ценили в революционных кругах. Лестно отзывался о «Сказке» известный революционер-эмигрант И.Л. Линев, писавший Л. Гольденбергу, который после В.М. Александрова ведал типографией «чайковцев»: «Честь и хвала вам за новое издание ваше… Форма рассказа бесподобная. Вы издали образцовую штуку» [12, с. 39]. Писатель Владимир Короленко вспоминал, что тихомировская «Сказка» имела успех среди крестьян и использовалась для революционной пропаганды среди них.
А вот Катков, явно не без удовольствия приводит в своей статье рассказ участника хождения в народ: «Одному крестьянину Литошенко передал возмутительную “Сказку о четырех братьях”; тот начал было читать ее, но, “убедившись, что она богопротивная, порешил ее уничтожить и стал изводить на сигарки”» [13, с. 348].
В статье Каткова «Суд по делу о покушении на жизнь шефа жандармов Дрентельна как пример оскорбления правды в угоду формализму» (28 ноября 1879 года). Тихомиров упоминается Катковым наряду с другими скрывающимися революционерами. Покушение на А.Р. Дрентельна состоялось 13 марта 1879 года. Террорист Л.Ф. Мирский произвел выстрел в окно кареты, в которой ехал шеф жандармов, но генерал остался невредим, а террориста схватили. Дело Мирского и его соучастников слушалось в Петербургском военно-окружном суде с 15 по 17 ноября 1879 года. Мирского приговорили к смертной казни, замененной пожизненной каторгой.
Разбирая этот сюжет, Катков негодует, что «главные деятели, <…> кому Мирский служил орудием, не открыты» [13, с. 389]. Неуловимыми оказались скрывшийся студент Медико-хирургической академии Астафьев и «судившийся еще в 1877 году по большому политическому процессу “Ста девяносто трех” Тихомиров – лица, хлопотавшие по чьему-то приказу о приискании для Мирского в Петербурге надежного помещения в первые дни после покушения и нашедшие таковое…» [13, с. 389–390]. Действительно, Тихомиров, которому по итогам процесса «193-х» в качестве наказания было зачтено его предварительное заключение, не намерен был складывать оружия. Вспоминая этот период своей жизни, Тихомиров писал в октябре 1888 года Ольге Новиковой: «В кружке “чайковцев” я был из молодых, но видных членов, но вскоре (11 ноября 1873 г.) был арестован. В тюрьме меня обозлили. Подумайте – мальчик, полный жажды жизни, и, в сущности, за вздор, за дурацкую брошюру – 4 года заключения. Я не знал жизни. Следователи фактически мне сказали: “Вот какова жизнь в России, вот какова гуманность”. В это время у меня было самое решительное настроение (1878 г.), и я искал людей действия» [14, л. 10].
Выйдя на свободу, Тихомиров был отдан под административный надзор с определением обязательного места проживания. Отметим, не выслан в Сибирь, а отдан на поруки отцу, А.А. Тихомирову, известному в Крыму врачу. Наказание по сравнению с карами для других революционеров не самое жестокое, но свое впечатление от этой санкции Тихомиров впоследствии описывал так: «При моей молодости и жажде широк<ого> наблюдения эта мера поразила меня, как громовый удар. Мне казалось, что я снова попадаю в нечто вроде недавно оставленной тюрьмы, и я немедленно бежал, без денег, без планов… С этого момента начинается моя нелегальная жизнь» [15, с. 241]. Антигосударственная и революционная деятельности Тихомирова делала его в глазах Каткова политическим врагом и одним из вожаков нигилизма [см. 16, с. 650]. Можно полагать, что с таким убеждением Катков и покинул наш мир.
А вот дальше начинается «преображение» уже самого Тихомирова, через отрицание революционных идей, разрыв с бывшими товарищами и покаянное письмо к Александру III. Он действительно сжег все то, чему поклонялся, и поклонился тому, что сжигал.
На рубеже 1886–1887 годов Тихомиров познакомился в Париже с О.А. Новиковой. Сестра генерала А.А. Киреева, славянофилка, писательница и журналистка, она сотрудничала в «Московских ведомостях» и «Русском обозрении». Среди ее знакомых были: Томас Карлейль, Макс Нордау, М.Н. Катков, А.С. Суворин, Константин Леонтьев и Константин Победоносцев и др. Большую часть жизни она провела в Англии [см. 17]. Именно туда, на Брук-стрит в Лондон, посылал ей письма Лев Тихомиров с которым Новикову сближали взгляды на русскую историю и национальную самобытность русского народа, выразившуюся, по их мнению, в создании такой своеобразной формы государственности, как самодержавная монархия.
От старой жизни Тихомиров решительно отошел, но какова будет новая жизнь, еще не знал. В этот период ему нужен был надежный и влиятельный советчик. Таким человеком и стала Новикова. Помимо дружеского интереса к Новиковой, он стремился, пользуясь ее связями в высших кругах, убедить власти в искренности своего раскаяния и заинтересовать их возможностью сотрудничества. Сама Новикова старалась повлиять на Тихомирова, настраивая его на то, что он может помочь построению «правильного самодержавного строя», тем более что после смерти М.Н. Каткова место монархического идеолога оставалось вакантным. 26 октября 1888 года Тихомиров пытается в письме к Новиковой определиться со своими мировоззренческими симпатиями: «У меня давно явилось убеждение в безусловной справедливости некоторых основ славянофильства. Точно также, напр<имер>, Катков меня поражал своими глубокими суждениями, еще когда я был революционером» [18, л. 5].
Вместе с тем, в письме к А.С. Суворину от 16 ноября 1888 года Тихомиров подчеркивал: «С тех пор, как я вижу Францию, Швейцарию, отчасти слышу об Америке, я совершенно не верю в народное самодержавие. Это идея ложная в принципе, а на практике приводит лишь к господству тех, кто умеет искуснее других обманывать народ. Идея самодержавия народа, я боюсь, погубит Европу, как когда-то погубила Грецию; отрицая эту идею, не могу не вспоминать, что против нее были в конце концов величайшие умы Греции. Со временем то же будет и в Европе, только может быть окажется слишком поздно. В России, таким образом, я дорожу царской властью, как учреждением, которое со временем может быть все передовые люди будут стараться воссоздать, да, может быть будет поздно. Мне жаль, что я часто повторяю мысли Каткова, но, честное слово, я вижу, что это был замечательно умный человек. Я не реакционер, не гасильник и в этом отношении часто порицаю Каткова. Но я смотрю на царскую власть, как на орудие, на редкость хорошо скованное орудие прогресса: она уже была им по всему миру и еще будет повсюду, где жизни суждено развиваться, а не замирать. Я знаю, что цари бывают всякие, но думаю, что никакая личность не может быть ниже толпы. Итак, для меня этот принцип очень дорог. Но само собой – и здесь опять лишь примыкаю к давно существующему лагерю – голос народа составляет, так сказать, душу самодержавия; учреждения, доводящие этот голос до царя, необходимы» [цит. по: 19, с. 62–63]. Характерно, что признание это звучало в письме именно к Суворину, которого Тихомиров считал «немножко либералом».
После возвращения в Россию, Тихомиров публикует в «Московских ведомостях» статью «Очередной вопрос» [20]. К его досаде, которую он изливал Новиковой в письме от 10 мая 1889 года, «редакция внесла в статью не мало ретушировки не в моем вкусе, именно внесла туда несколько резких выражений, несколько банально благонамеренных выражений; наконец выкинула решительно повсюду несколько раз повторявшееся имя И.С. Аксакова, выкинула имя Данилевского, вообще все имена, кроме М.Н. Каткова, который таким образом, и без того достаточно много подчеркнутый, является каким-то единственным светлым лучом на черном фоне» [21, л. 50–50 об.].
Тем временем вокруг раскаявшегося революционера, прощенного монархом, шла большая политическая игра. Как отмечал историк А.В. Ремнев «После смерти в 1887 г. М.Н. Каткова консервативный лагерь, малочисленный и всегда испытывавший нужду в талантливых публицистах, – остался без лидера. Поиском преемника Каткову был чрезвычайно обеспокоен обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев» [22, с. 122–123]. Действительно, Константин Петрович еще в марте 1887 года писал Александру III о положении в лагере консервативной журналистики, защищая Каткова и обращая внимание на «то значение, которое приобрели вместе с лицом его “Московские Ведомости”» [23, с. 141]. Он обращал внимание на то, что «вся сила Каткова в нерве журнальной его деятельности, как русского публициста, и притом единственного, потому что все остальное – мелочь или дрянь, или торговая лавочка… Все, что происходит с “Московскими Ведомостями”, становится событием не только всероссийским, но и европейским. Падение “Московских Ведомостей” есть великое торжество одной партии (к сожалению, именно партии врагов России и порядка) и великое уныние для другой партии, противоположной. Прибавлю еще, что Катков, при всех своих недостатках и увлечениях, очень дорог своей газетой именно теперь, в эпоху смуты, что когда его не будет, решительно некем будет заменить его в нашей распущенной и бедной серьезными талантами печати; и, наконец, что эта минута, которой нельзя не опасаться, вероятно, уже недалека, потому что Катков едва ли долго продержится» [23, с. 142].
Победоносцев выделял «Московские ведомости» из общего ряда консервативных изданий, выговаривая в письме к Евгению Феоктистову: «Недоумеваю, что за причина запрещения розничной продажи, постигшая “Московские ведомости”; не странно ли, что газета вполне русская, единственно патриотическая и самого благонадежного направления, подвергается каре едва ли не чаще, чем другие газеты, и, напротив того, газеты самого вредного и фальшивого направления, развращающие публику, спокойно и безнаказанно продолжают свою деятельность. Какой Эдип разрешит эту загадку» [24, с. 546]. В этих условиях обер-прокурор, сумевший оценить значение не только покаянной брошюры Тихомирова, но и его острого и талантливого пера в целом, исходил из вполне прагматических интересов и согласился с идеей возвращения опального экс-революционера, сочтя полезным его использование в деле борьбы с оппозиционными существующему строю течениями [25, с. 31].
Растерянность консервативных кругов после смерти Каткова видна и из статьи в мартовском номере журнала «Русское обозрение» за 1891 год: «Еще совсем недавно Катков и Аксаков служили лучшими выразителями русского самосознания, голос которых в важные минуты проникал гораздо глубже обычной поверхности ежедневных газетных читателей. В настоящее время нет уже таких ярких и ясных выразителей национальной идеи, к голосу которых могло бы прислушиваться не только общество, но и правительство» [см. 26, с. 401].
Победоносцев отвадил Тихомирова от интереса к «Гражданину», хотя Владимир Мещерский и был «крайне любезен» с Тихомировым, «предложил сотрудничество и все свои услуги» [27, л. 31–31 об.].
Поддержка Победоносцева привела Тихомирова в «Московские ведомости». Сотрудничество Тихомирова с Владимиром Грингмутом оказалось прочным, хотя при необходимости редакция газеты переделывала статьи Тихомирова в нужном ей духе. Тихомиров жаловался на это в письмах к друзьям, ворчал на отсутствие свободы творчества, «торгашеский дух» газеты, но приходилось мириться. Главную скрипку в этом оркестре играл отнюдь не бывший революционер. С сентября 1890 года Тихомиров становится сотрудником, в 1909–1913-м – редактором «Московских ведомостей». В ряде его работ имя и идеи Каткова упоминаются в комплиментарном контексте.
Главным трудом Л.А. Тихомирова стало исследование «Монархическая государственность», опубликованное в 1905 году. В нем Каткову посвящен специальный фрагмент в разделе «Самосознание петербургского периода», который называется «Публицистическое сознание. М.Н. Катков». Тихомиров отмечал, что Катков нигде не излагал систематически учения о самодержавии, но в своих полемических статьях неоднократно останавливался на различных сторонах сущности и действия русской монархии. По мнению Тихомирова, Катков в отношении монархии «за всю свою публицистическую деятельность свободен от упреков в разноречии, которые ему делались в отношении народного представительства и самоуправления. Если мы соберем воедино все, что высказывал Катков о русской государственной власти, то получаем картину совершенно стройную» [28, с. 332]. Анализируя наследие Каткова, Тихомиров видел противоречия в ряде его основоположений, объясняя это тем, что «Катков был весь век не мыслителем, даже не пропагандистом, а вечным бойцом, ультрапрактическим адвокатом и прокурором. Он говорил не для того, чтобы раскрыть объективную истину, а чтобы достигнуть победы в целях данного дня. При таком положении объективно-истинной разработки каких бы то ни было принципов не может и быть» [28, с. 336–337]. Вместе с тем, в «Монархической государственности» Лев Александрович воздал Каткову должное.
Если бы незадолго до кончины Михаила Каткова кто-то сказал ему, что народоволец Лев Тихомиров сначала будет активно сотрудничать в «Московских ведомостях», а потом в течение нескольких лет занимать должность редактора этой газеты, то Катков был бы очень удивлен. Сомнительно, что в такое развитие событий поверил бы тогда и сам Тихомиров – революционер-эмигрант, ютившийся «на птичьих правах» во Франции. В итоге, история связала линии жизни этих двух людей, соединив их в той точке, которой стала газета «Московские ведомости». Реальная жизнь в ее многообразии, в отличие от написанных на бумаге заумных «проектов», «схем» и «концепций», способна преподносить удивительные сюрпризы. Не будем забывать об этом.
Литература
- Кольцов И. [Тихомиров Л.А.] Шатание политической мысли // Дело. 1883. № 3.
- Из архива группы «Освобождение труда»: Переписка Г.В. и Р.М. Плехановых, П.Б. Аксельрода, В.И. Засулич и Л.Г. Дейча. Вып. 1: 1883–1897 гг./ отв. ред. П.Ю. Савельев. Рабочая группа: Э. Вагенаар, Н.В. Макаров, А.П. Ненароков, М.В. Пронина, И.В. Смирнова, С.В. Тютюкин, Т.И. Филимонова. М., 2009.
- Энгельс Ф. Внешняя политика русского царизма // Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. М., 1962. Т. 22.
- Таратута Е.А. С.М. Степняк-Кравчинский – революционер и писатель. М., 1973.
- Из архива П.Б. Аксельрода. Вып. 1: 1880–1892 гг. / отв. ред. П.Ю. Савельев. Рабочая группа: Э. Вагенаар, М.Д. Дворкина, Н.В. Макаров, А.П. Ненароков, Ю.В. Романов, И.В. Смирнова, Л. Сорока, С.В. Тютюкин, Т.И. Филимонова. М., 2006.
- Морозов Н.А. Повести моей жизни. М., 1961. Т. 2.
- РГАЛИ. Ф. 1185. Оп. 1. Ед. хр. 675.
- Группа «Освобождение труда». Сб. I. М.; Л., 1924.
- Костылев В.Н. Лев Тихомиров на службе царизма (Из истории общественно-идейной борьбы в России в конце XIX – начале ХХ вв.): Дис. … канд. ист. наук. М., 1987.
- ГАРФ. Ф. 1762. Оп. 4. Д. 425.
- Костылев В.Н. Лев Тихомиров на службе царизма (Из истории общественно-идейной борьбы в России в конце XIX – начале XX вв.): Автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 1986.
- Захарина В.Ф. Голос революционной России: Литература революционного подполья 70-х годов. «Издания для народа». М., 1971.
- Катков М.Н. Собр. соч.: в 6 т. Т. 3: Власть и террор / под общ. ред. А.Н. Николюкина; сост., подг. текста, коммент., указатель имен А.Н. Николюкина и Т.Ф. Прокопова. СПб., 2011.
- Тихомиров Л.А. Письмо О.А. Новиковой. 1888 г., октябрь // РГАЛИ. Ф. 345. Оп. 1. Д. 746.
- [Тихомиров Л.А.] Воспоминания Льва Тихомирова. М.; Л., 1927.
- Катков М.Н. Письмо к К.П. Победоносцеву от 1887 г. / М.Н. Катков // Собр. соч.: в 6 т. Т. 5: Энергия предприимчивости: Экономика. Образование. Письма / под общ. ред. А.Н. Николюкина; сост., подг. текста, коммент., указатель имен А.Н. Николюкина и Т.Ф. Прокопова. СПб., 2012.
- Токтоньязова Ф.М. Общественно-политическая и публицистическая деятельность О.А. Новиковой во второй половине XIX – начале ХХ вв.: Дисс. … к.и.н. М., 2017.
- Тихомиров Л.А. Письмо О.А. Новиковой от 26 октября 1888 года // РГАЛИ. Ф. 345. Оп. 1. Д. 746.
- Бухбиндер Н.А. Из жизни Л. Тихомирова (по неизданным материалам) // Каторга и ссылка. 1928. № 12.
- Тихомиров Л.А. Очередной вопрос // Московские ведомости. 1889. 4 мая.
- Тихомиров Л.А. Письмо О.А. Новиковой // РГАЛИ. Ф. 345. Оп. 1. Д. 747.
- Ремнев А.В. Крестный путь Льва Тихомирова // Исторический ежегодник. Омск, 1997. Специальный выпуск: Общественное движение в Сибири в начале ХХ века.
- [Победоносцев К.П.] Письма Победоносцева к Александру III. С приложением писем к в. кн. Сергею Александровичу и Николаю II. М., 1926. Т. 2.
- Победоносцев К.П. Письмо Е.М. Феоктистову, сентябрь 1891 года // Письма К.П. Победоносцева к Е.М. Феоктистову / вступ. ст. Б. Горева, публ. и коммент. И. Айзенштока // Литературное наследство. 1935. Т. 22/24.
- Костылев В.Н. Выбор Льва Тихомирова // Вопросы истории. 1992. № 6/7.
- Русское обозрение. 1891. № 3.
- РГАЛИ. Ф. 345. Оп. 1. Д. 748.
- Тихомиров Л.А. Монархическая государственность / сост., автор вступ. ст. и коммент. А.В. Репников. М., 2010.