РИ продолжает публиковать воспоминания о скончавшемся 26 февраля 2023 года публицисте и общественном деятеле Глебе Павловском. Мы надеемся, что и другие наши постоянные авторы поделятся своими мыслями и чувствами об этом замечательном и таинственном человеке, неотделимом от всей судьбы постсоветской России,
В декабре прошлого года я написал Глебу Павловскому в WhatsApp, что ходят слухи, будто он эмигрировал куда-то за рубеж. На это он прислал мне очень короткий ответ: «Я старый больной москвич».
В связи с тем, что я поинтересовался, не уехал ли он в эмиграцию, я увидел в его ответе только слово «москвич», а определения «старый» и «больной» воспринял как интеллигентскую самоиронию, присущую Глебу, которому был тогда 71 год. Правда, уже весной 1988 года, когда я его впервые увидел, Глеб выглядел полноватым и не очень спортивным интеллигентом.
Глядя на него, я мысленно удивлялся его словам, что ещё недавно, отбывая трёхлетнюю ссылку в Коми АССР по приговору суда за выпуск самиздатского журнала «Поиски», он своими руками делал табуретки. А в последние годы жизни так и вовсе его физическое состояние могло вызвать тревогу. Например, Глеб уже многие годы не писал свои статьи собственноручно, а подобно Ленину надиктовывал их своим личным секретарям. Также на голосовые звонки он зачастую не отвечал лично, поскольку во время совещаний включал переадресацию на секретарей.
Но ведь в столице такой способ работы – распространённая практика среди руководителей и деловых людей. Тем не менее Глеб выглядел нездоровым, и я в последние годы за него волновался…
Среди моих знакомых, пожалуй, не было человека умней Павловского в том смысле, который имел в виду Кант, когда писал о «чистом разуме». Я мог заходить к нему в редакцию бюллетеня «Век ХХ и мир», располагавшуюся на втором этаже старого дома во дворах Малого Гнездниковского переулка и вести продолжительные неторопливые беседы о текущем моменте в нашей общественной жизни. К весне 1988 года Глеб Павловский, вернувшись из ссылки, начал работать в должности заместителя главного редактора бюллетеня «Век ХХ и мир» Анатолия Беляева. Этот бюллетень был официальным органом общественной организации «Советский комитет защиты мира». Его главного редактора Анатолия Беляева я никогда не видел в редакции и, похоже, он был номинальной фигурой, а реально редакцию возглавлял Павловский (с 1990 года и de iure).
С Глебом меня познакомил Андрей Фадин, с которым тогда у меня завязалась крепкая дружба. В свою очередь с Фадиным я познакомился 4 сентября 1987 года на первом заседании общественно-политического дискуссионного клуба «Перестройка». Глеб Павловский, овеянный славой своего недавнего диссидентского прошлого, стал тогда одной из центральных фигур в среде столичных политических «неформалов». Он взял Андрея Фадина к себе в редакцию «Века ХХ и мира», а Фадин, в свою очередь, стал привлекать к работе меня. С Глебом мы с первого же мгновенья стали говорить на «ты», хотя мне тогда было всего лишь 24 года, а он был меня старше на 13 лет. Иными словами, Павловский конца 80-х – начала 90-х был одним из людей, получивших возможность развернуть легальную общественно-политическую деятельность благодаря реформам Горбачёва.
Именно на страницах журнала «Век ХХ и мир» в апрельском номере за 1991 год впервые вышла моя идейная платформа — статья называлась «Похитители сабинянок» и она представляла собой полемику с тогдашними либеральными идеологами.
Моим основным местом работы была тогда редакция газеты «Коммерсантъ». Но к сентябрю 1992 года в этом издании произошли существенные перемены: оно трансформировалось из еженедельника – в ежедневную газету под названием «Коммерсантъ Daily» (название столь характерное для новояза начала 90-х). Основателем «Коммерсанта» и его первым главным редактором был Володя Яковлев (сын ныне покойного Егора Владимировича Яковлева), а учредителем – информационное агентство «Постфактум» во главе с Павловским. Работа в еженедельнике очень хорошо оплачивалась и более ли менее соответствовала моему психотипу работника академической сферы. А вот ежедневная газета – не особо. Я старался максимально тщательно работать над каждой своей статьёй, проверяя все факты и выверяя каждую запятую. При этом требования работодателя остались прежними. Володя Яковлев исповедовал принципы современной информационной журналистики, то есть для публикации любой статьи обязателен был информационный повод. Но если прежде этим поводом могло стать событие прошлой недели, то с переходом в режим ежедневного выпуска – уже стал обязателен информповод прошедшего дня. Таким образом каждое буднее утро становилось расписано по часам.
Я как корреспондент отдела политики был аккредитован при Моссовете и во время его сессий каждое утро проводил в зале пленарных заседаний. Мобильных телефонов тогда в нашей стране ещё не было и, дождавшись перерыва, я позвонил со стационарного телефона в пресс-центре Моссовета в родную редакцию, вкратце рассказал о работе пленарного заседания и сообщил в отдел, что бегу в редакцию писать заявленную на утренней планёрке статью. Но на том конце провода мне стали говорить про «дедлайн» (ещё одно слово из коммерсантовского новояза) и предложили альтернативу: «Давай ты всё нам расскажешь, а мы сделаем из этого сами статью и поставим её в номер под твоей подписью»). Я ответил, что это меня категорически не устраивает и вернулся в редакцию с намерением уволиться, но при этом глубоко переживая за своё дальнейшее трудоустройство.
В коридоре редакции, которая к тому времени переехала из своего изначального помещения на первом этаже одной из панельных высоток на Хорошёвке в новое здание на улице Врубеля (рядом со стацией метро «Сокол»), я увидел Глеба Павловского и попросил его забрать меня из «Коммерсанта» к себе. Глеб сразу согласился и пошёл в кабинет к начальству. Они разговаривали за закрытыми дверями часа два. А я при этом ликовал, вспоминая героя одного из романов Мопассана, который перед увольнением гордо бросил в лицо бывшему работодателю: je suis trop de votre boutique – «мне надоела ваша лавочка».
Работать непосредственно у Глеба Павловского мне было очень удобно и просто. Вокруг него были созданы идеальные условия для полноценной умственной работы. Но ею меня не особо загружали, что порой заметно сказывалось на моём кармане. Я фактически оказался на «вольных хлебах». Иногда я сетовал Глебу на то, что изголодался, и он вытаскивал из кармана пачку денежных купюр…
Глебу Павловскому я обязан первой в своей жизни загранпоездкой. Это были США. Однажды, ещё до того, как я ушёл из «Коммерсанта», и находился в редакции на Врубеля, меня пригласили в кабинет, где сидели Павловский и президент американской неправительственной организации National Forum Foundation Джеймс Дентон. Одним из направлений деятельности этого НКО была организация поездок в США групп представителей перспективной молодёжи из бывших стран мировой социалистической системы. Суть нашего пребывания в США обозначалась в точности непереводимым словом fellowship (нечто вроде стажировки). Примерно две трети бюджета этого НКО финансировались Агентством США по международному развитию. Я прошёл собеседование с Джеймсом, а затем мне предстояло получить ещё четыре рекомендательных письма от каких-либо известных американцам общественных деятелей, одним из которых стал Павловский, заполнить форму заявления, куда-то всё это передать и ждать решения.
Я вылетел из московского международного аэропорта «Шереметьево» рейсом «Аэрофлота» в направлении Вашингтон, округ Колумбия. В США я провёл в общей сложности почти три месяца и получил уйму ярких впечатлений. Но при этом отношений с руководством НКО не заладились почти с самого начала поездки. Последней каплей послужило то, что мне в конце июля 1993 года наскучило сидеть в жаркой столице США без дела и я решил съездить в Нью-Йорк, чтобы проведать нескольких своих знакомых. Я исходил из того, что легально нахожусь в свободной стране, мне и в голову не приходило, что я обязан был согласовать свою поездку с НКО Джеймса.
Но четыре дня спустя, когда я вернулся в Вашингтон, мне по телефону сообщили о решении аннулировать мою стажировку всего за неделю до её окончания и том, что мне обменяли обратный билет на ближайшую дату. Таким образом мне пришлось вернуться домой досрочно. По возвращении я рассказал о своих злоключениях Глебу. Он выразил мне своё сочувствие и предложил написать о своём конфликте с американским спонсором статью в журнале «Век ХХ и мир». К сожалению, здесь моя обычная дотошность сыграла со мной злую шутку. Пока я тщательно собирал факты для своей статьи, в Москве произошла смена ландшафта: 21 сентября 1993 гола тогдашний российский президент Борис Ельцин подписал печально знаменитый указ № 1400.
О Ельцине я никогда не слышал от Павловского ни одного доброго слова. Но после фактического государственного переворота, совершенного президентом России, против него восстали не только народные депутаты РФ, но и многие видные представители российской интеллигенции возвысили свои голоса. Так Павловский публично объявил, что в знак протеста уходит в отставку с должности главного редактора информационного агентства «Постфактум». Он также вошёл в состав инициативной группы «За демократию и права человека», созданного ad hoc. Кроме него в эту группу вошли профессор, доктор экономический наук Саша Бузгалин, профессор МГУ, доктор экономических наук Андрей Колганов, правозащитник Вячек Игрунов, социолог Борис Кагарлицкий, культуролог Людмила Булавка и другие. Также в эту группу вошёл и я. Нам удалось провести пару митингов перед памятником Пушкину и пару пресс-конференций. Также каждый использовал свои таланты и профессиональные возможности индивидуально. Павловский опубликовал несколько замечательных публицистических статей в «Независимой газете», главным редактором которой тогда был Виталий Товиевич Третьяков.
9 ноября 1993 года Павловский подписал в печать в качестве редактора-составителя специальный выпуск журнала «Век ХХ и мир» за октябрь 1993 года и сочинил к нему предисловие. Весь этот выпуск целиком посвящён событиям с 21 сентября по 4 октября 1993 года и представляет собой хронологию (по сообщения ИА «Постфактум»), перемежаемую статьями отдельных авторов. С высоты дня сегодняшнего мне представляется, что в указанный двухнедельный промежуток «Противостояния» у России появился шанс избрать альтернативный путь развития, но в силу некоторых обстоятельств ему тогда было не суждено претвориться в жизнь.
Уже два года спустя Павловский встал на стезю профессионального политконсультанта, основав Фонд эффективной политики (ФЭП). По-моему, это амплуа не вполне ему подходило, так как он был по своей натуре скорее абстрактным мыслителем, философов и литератором, чем интриганом и дельцом. Тем не менее он варился в этой системе до конца апреля 2011 года. И ему удалось там кое-чего добиться. Разумеется, широкую известность ему дал образ путинского «серого кардинала». Именно в этом качестве Шендерович его представил в одной из кукол. Но ведь Глеб пытался внести смысл во внутреннюю политику Путина. Именно ему как журналисту принадлежит заслуга создания термина «путинское большинство». Конечно, под его общим руководством работал большой коллектив ярких профессионалов. Вёлся мониторинг СМИ, включая региональные, проводились соцопросы и «экзит-пулы». Так что в 2000 году я, будучи журналистом, заходил к нему в «Александр хаус», красивый особняук на Большой Якиманке, дом 1, на первом этаже которого был фешенебельный торговый центр, и скоростным лифтом, любуясь на торговый центр через прозрачную оболочку, поднимался на этаж, где был его кабинет президента ФЭПа. Ведь у него всегда можно было узнать что-то интересное и познакомиться с оригинальным взглядом на вещи.
В 1997 году Павловский создал печатный многоцветный журнал «Пушкин», где работала его очаровательная сотрудница, выпускница философского факультета МГУ Марина Литвинович. Однажды Павловский мне предложил поделиться с читателями «Пушкина» своими дилетантскими изысканиями в области русского языка, а редактировать мой скромный труд поручил Литвинович. Позже Марина стала известной оппозиционной правозащитницей и уволилась из ФЭП. Тем не менее иногда приходила к Глебу для консультаций.
А мне в 2003 году Павловский предложил регулярное сотрудничество с сетевым изданием «Русский журнал». И осуществлять непосредственное взаимодействие со мной стало обязанностью заместителя главного редактора РЖ Лены Пенской, с которой я успел познакомиться ещё в редакции печатного журнала «Век ХХ и мир» в Малом Гнедниковском переулке. Поскольку я тогда ушёл из профессиональной журналистики и стал учиться на спецотделении юридического факультета МГУ, я решил еженедельно посылать Лене свои колонки с обзором важнейших событий недели в политико-правовой сфере. Это позволило мне «поддерживать штаны» до ноября 2007 года, пока проект не начал сворачиваться.
В первом десятилетии нынешнего века ФЭП жил на широкую ногу: ежегодно летом арендовалось пространство в престижных злачных местах столицы (например, в ресторане, расположенном в конце Нового Арбата у его пересечения с Садовым кольцом или на Новоандреевском мосту через Москва-реку) для проведения своего рода современной версии классических русских дворянских балов. Среди отечественной интеллектуально-политической элиты за ними закрепилось название «фэпники». Сведения о времени и месте их проведения доносило «сарафанное радио». При входе я никогда не видел «фэйс-контроля», но там я всегда встречал много знакомых лиц из «неформальной тусовки». Например, депутатов Госдумы РФ Андрея Исаева и Костю Затулина, журналиста Максима Шевченко, богемиста Олега Солодухина и его бывшую жену, финансиста Ларису. Там всегда широко лились рекой разные виды заморского алкоголя и выставлялись всевозможные яства. Музыка и танцы, само собой.
В 2010 году моей жене Марине Морозовой нужно было срочно вылетать к престарелым родителям в Мексику. Прежде ей покупал авиабилеты её отчим профессор Николай Мицкевич, преподавший теоретическую физику в университете мексиканского города Гвадалахара. Но теперь он лежал там в больнице с инсультом, и нам с женой необходимо было самим покупать авиабилет туда. К тому времени моя кубышка, из которой я оплачивал своё второе высшее образование, достигла дна. Нужно было срочно искать среди своих друзей того, кто даст мне в долг. И я пришёл с этим к Глебу. Он моментально вынул из кармана $1000 и дал мне без предъявления условий, даже не спросил о сроке возврата… (Естественно, я со временем ему вернул).
В силу каких-то тайных интриг (воздержусь от предположений) Павловскому не удалось удержаться в должности советника руководителя администрации президента: его уволили в конце апреля 2011 года и одновременно Кремль расторг контракт с ФЭП. После чего деятельность этого фонда почти полностью сошла на нет, а в 2021 году он был ликвидирован de iure.
У меня как стороннего наблюдателя иногда складывалось впечатление, что Глеб мог с тех пор затаить обиду на Кремль. Но ни одно из его многочисленных последующих публичных выступлений не содержало однозначных оценок. Однажды я узнал из одного его интервью, что Глеб в юности хипповал. И это для меня очень многое в нём объясняет.
В кругах матёрых советских диссидентов у него была неоднозначная репутация. Многие из них, в частности, не могли ему простить, что в одесской юности он на допросе в КГБ «сдал» своего товарища Вячека Игрунова. Вот только штука в том, что сам Вячек его простил.
Личная жизнь Глеба складывалась очень непросто. Я никогда не видел никого из его детей. Но все знали, что их у него было шестеро от разных женщин. Все его дети к концу 80-х были взрослыми людьми и проживали в дальнем зарубежье. Что касается его бывших жён, то я где-то в начале первого десятилетия этого века познакомился через социальную сеть Facebook с его бывшей женой, замечательной одесской поэтессой и прозаиком Ольгой Ильницкой. Невзирая на то, что их брак давно расторгнут, бывшие супруги продолжали дружить. И, как мне говорила Ольга, Глеб оказывал ей и её сыну, оставшемуся в Одессе, материальную поддержку.
В последнее десятилетие Глеб оказался в положении короля Лира. Он лишился всех своих прежде многочисленных изданий, и говорили, что всё принадлежавшее ему имущество отдал детям. В феврале 2020 года он мне сообщил, что «локдаун» в связи с пандемией настиг его в Вене, где проживала одна из его дочерей. Как известно, в странах Евросоюза, начиная с Италии, в связи с распространением инфекции ковида, карантин объявили заметно раньше, чем в России. Да и ограничительные меры были жёстче.
В последний раз я видел Глеба в октябре прошлого года в клубе «Китайский лётчик Джао Да» на Лубянском проезде. Там его бывшая жена Ольга Ильницкая организовала поэтический вечер, отметив в такой форме своё 70-летие. На сцену поздравить Ольгу поднялся и Глеб. Но он был бледен и говорил невнятно. Мы сидели в полном зале – не протолкнуться. Но я хотел пожать ему руку и поговорить как с давним другом. Так что, когда был объявлен перерыв, я ринулся по залу его искать. Но его уже след простыл. Позже Ольга сообщила, что Глеб сильно болел тогда. Но я уже успел привыкнуть за десятилетие к тому, что стал считать странностями его личности.
А с учётом сказанного в начале у меня не было оснований считать болезнь Глеба чем-то серьёзным. В декабре ко мне приехал старый знакомый из Грузии и спросил, правда ли, что Павловский решил эмигрировать. Из-за чего я написал Глебу в WhatsApp. Его ответ оказалась для меня последней весточкой от Глеба Павловского.
Одной из примечательных особенностей любой социальной сети, в том числе и Facebook, является то, что его память сохраняет нечеловеческого объёма информацию о пользователях. Так 5 марта 2023 года Facebook мне напомнил о том, что Павловскому исполнилось 72 года, и я решил опубликовать поздравительных адрес в своей учётке. Моментально посыпались комментарии моих друзей, которые более пристально нежели я отслеживают новости. Мне осталось лишь срочно удалить своё глупое сообщение.
Попробую подытожить. Глеб Павловский был не просто умнейшим человеком среди моих знакомых. Он был лучшим из них. Великой души человек: добрейший и благороднейший. Настоящий русский интеллигент! Он был способен понять любого. Скольким людям ты, Глеб, помог: имя им – легион. И ты щедро отдавал им всё, что имел. Sit tibi terra levis, amice care!