Рубрики
Статьи

Альенде и Пиночет: право-консервативный радикализм против «левой демократии»

Усилившееся в современном чилийском обществе стремление к ревизии наследия Пиночета подтверждает, что вопрос о поиске новой парадигмы развития для этой – сравнительно благополучной– латиноамериканской страны далеко не закрыт, и «спектр альтернатив», включая «консервативно-демократическую», далеко не исчерпан.

РI продолжает цикл материалов, посвященных развитию идеи «консервативной демократии» в современном мире. Статья нашего постоянного автора, политолога Сергея Бирюкова рассказывает о том, как неудача «консервативной демократии» в Чили привела к лобовому столкновению «лево-социалистических» сил с авторитарно-консервативно ориентированной верхушкой армии во главе с генералом Пиночетом. Победа хунты в сентябре 1973 года и сворачивание чилийской демократии роковым образом впоследствии отразилось на всем политическом процессе в Латинской Америке, в которой идею национального суверенитета взяли на вооружение ультра-левые силы. Мы видим, что концепция «консервативной демократии» становится осевым элементом любого осмысленного баланса сил в современном обществе. Сегодняшние события в США также особым образом подтверждают этот вывод, к подробному обоснованию которого мы вернемся в наших дальнейших публикациях.

 

Пятидесятая годовщина с момента прихода к власти Сальвадора Альенде и начало знаменитого трехлетия масштабных преобразований и конфликтов (1970-1973), которое завершилось сентябрьским военным переворотом 1973 года и установлением на полтора десятилетия военной диктатуры, порождает по сию пору диаметрально противоположные по своему характеру оценки произошедшего тогда с Чили – что дает современным экспертам и исследователям серьезный повод для переосмысления.

С одной стороны, все большей ревизии подвергается популяризируемый в право-консервативной среде образ Аугусто Пиночета как «спасителя страны» – соответственно от политического хаоса, экономической катастрофы и превращения ее в «северную Кубу». Не меньшего внимания заслуживает и превратившийся в своеобразную «политическую сагу» миф о Пиночете как об успешном экономическом менеджере, поднятом на щит российскими либералами в 1990–е годы – и вредоносность этого мифа для российской просвещенно-консервативной традиции.

Равно как и не всегда понятным выглядит превращение антагониста Пиночета Сальвадора Альенде в культовую фигуру, когда его оборвавшийся при драматических обстоятельствах президентский срок преподносится исключительно как «время надежд и свершений» – и при этом игнорируются совершенные им политические ошибки и неизбежно возникающий в связи с этим вопрос о состоятельности свергнутого президента как политического стратега и государственного менеджера.

Фактура событий трехлетия президентства Альенде (1970-1973) хорошо известна всем политически мотивированным наблюдателем – в то время как новые попытки реконструировать их логику и истолковать их смысл, на мой взгляд, востребованы и необходимы.

 

***

 

Кем же являлся в действительности Сальвадор Альенде – загнавшим себя в тупик неудачником или стремительно набиравшим популярность «политиком новой формации» для своей страны, чей взлет был оборван лишь благодаря беспрецедентному военно-полицейскому насилию? Существовал ли у него продуманный и реалистичный план изменений и мог ли он в принципе быть реализованным в тогдашних условиях?

Как представляется, Сальвадор Альенде стал для своего времени не только одним из политиков, воплотившим запрос чилийского общества на перемены, но и человеком, явившимся на время надеждой для сторонников «демократического социализма» и «альтернативной левой» в мировом масштабе.

Ветеран чилийского «левого» движения – последовательно депутат Национального конгресса, министр здравоохранения и социального обеспечения, генеральный секретарь Социалистической партии Чили, сенатор и спикер Сената, один из основных создателей «Народного единства» и президент страны, Сальвадор Альенде постепенно превратился в одного из ведущих политиков и публичных фигур страны. Он пришел к власти достаточно непростым путем в ситуации, когда сама платформа левых нуждалась в глубоком переосмыслении в связи с изменениями в международном «левом» движении, мировой политике и внутриполитической ситуации в Чили.

Собственно, подъем «левых» и реформистских настроений, благодаря которому и стал возможным успех кандидата от «Народного единства» – явился не только следствием активности чилийских «левых» в течение нескольких предшествующих десятилетий, но и своеобразным продолжением  «волны» массовых протестных движений 1960-70-х годов на Западе, которые бросили вызов не только капитализму как мировой системе, но и любым проектам в духе Модерна (включая бюрократический социализм). Как следствие, радикалы из движения МИР и МАПУ, а также перешедшие на радикальные (революционные) позиции представители Социалистической партии во главе с ее тогдашним лидером Карлосом Альтамирано (своеобразным alter ego Альенде из поколения более молодых политиков) не могли быть удовлетворены умеренно-реформистской линией президента-социалиста, которого они публично именовали не иначе как «Керенским».

Кроме того, следует помнить, что Альенде и возглавляемая им коалиция оказались у власти в стране, где усеченная «модернизация сверху» практически исчерпала свои возможности – и дальнейшее социально-экономическое развитие страны для многих из членов политического класса уже не виделось возможным без решения накопившихся социальных проблем, имея ввиду прежде всего аграрный и рабочий вопросы, и без открытия «социальных лифтов» (вариант с «замораживанием» социальной и политической систем накануне 1970 года чилийскими политиками практически не рассматривался).

При этом задуманные «левой коалицией» реформы должны были осуществляться в особых условиях Чили – стране со вполне сложившейся на тот момент моделью «кастового» общества со значительными масштабами неравенства, когда стабильность социальной системы долгое время поддерживалась за счет единства верхнего экономического слоя (соединение класса промышленных собственников и земельной аристократии, уменьшавшее вероятность конфликта в «верхах») и дефицита «социального капитала» (как и иных видов капитала по Пьеру Бурдье) у широких «народных слоев» (которая долгое время мешала им самоорганизоваться и бросить серьезный вызов представителям разных фракций истеблишмента, долгие годы чередовавшихся у власти).

Относительно стабильному политическому развитию Чили в течение многих десятилетий также способствовало наличие традиций многопартийности и парламентской демократии (обходившихся без вовлечения в реализацию инициированных политическим классом проектов широких общественных слоев). Отсутствие «политического предложения» массам со стороны правящего класса, в свою очередь, вызвало к жизни массовые «низовые» общественные движения со все более радикализирующейся повесткой – как социально-экономической, так и собственно политической. Подобная активность стала серьезным вызовом для сложившейся в стране модели «элитарной демократии».

Между тем, сложившиеся традиции многопартийности и политических компромиссов не позволили Чили, тем не менее, избежать целый серии переворотов и путчей в середине XIX и первой трети XX вв. Так, за первые 150 лет независимости (1820-1970 гг.) в Чили случились четыре гражданские войны, одна из которых закончилась свержением законной власти; помимо этого, произошло около десяти успешных военных переворотов, закончившихся  свержением действующих правительств  (не считая ряд неудавшихся путчей, стихийных выступлений и бунтов). Вооруженные силы (несмотря на их декларируемую аполитичность) поучаствовали в свержении нескольких правителей в первые годы независимости, а затем и в лишении власти законно избранных президентов — Бальмаседы в 1891 году и Алессандри в 1924 и 1925 годах.

В то же время, по сравнению с большинством других латиноамериканских стран, в течение десятилетий существовавших в условиях диктатуры, в Чили имели место и сравнительно продолжительные периоды конституционно-демократического правления. Не были редкостью и такие случаи, когда чилийские президенты находились у власти весь установленный законодательством срок – периоды с 1831 по 1891 гг., затем с 1891 года до свержения Алессандри в 1924 году и, наконец, в течение весьма бурного в политическом отношении периода 1932-1970 годов.

Уважение значительной части чилийского общества к опыту и традициям демократии создавало возможность для глубоких эволюционных преобразований в интересах и с участием широких слоев населения страны – но лишь в том случае, если бы удалось достичь минимально необходимого социально-классового компромисса, открыть «социальные лифты» и выработать консенсусную модель социально-экономической политики. И главное – для этого был необходим компромисс верхов и низов относительно целей и средств проведения подобных преобразований (который у основных политических сил страны на протяжении новейшего периода истории страны по факту отсутствовал).

Другая существенная проблема общественно-политического развития страны состояла в том, что уже на рубеже ХХ- ХХI веков чилийские «низы» уже не хотели ждать и стремились взять инициативу в деле преобразования общества на себя – и упомянутое выше вхождение масс в политику («восстание масс» по Хосе Ортеге-и-Гассету) стало свершившимся фактом.

Мощные профсоюзное и социалистическое движения, сложившиеся и активно действовавшие в масштабах всей страны, привели к образованию в 1887 году Демократической партии — первой общенародной партии в Чили, в которую входили представители свободных профессий, мелкие торговцы, ремесленники и наемные рабочие. Новая партия, стоявшая на позициях «экономической и социальной демократии», декларировала своей целью не менее чем «политическое, социальное и экономическое освобождение народа», что предполагало глубокие и масштабные реформы. Прохождение представителей партии в парламент (впервые – в 1894 году) превратилось в серьезный вызов для чилийского партийно-политического истеблишмента.

Первоначальная реформистская платформа Демократической партии постепенно наполнялась социалистическими идеями, которые распространялись на партийные массы. Партия выдвинула из своих рядов несколько ярких лидеров, включая сюда основателя Социалистической рабочей партии Чили Луиса Эмилио Рекабаррена. Участие последнего в президентских выборах 1920 года (пусть и без особого электорального успеха) стало мощным вызовом для сложившегося к тому моменту либерально-консервативного партийно-политического истеблишмента. Массовое «левое» движение заявило таким образом свои претензии на политическое представительство и власть, что грозило нарушить баланс политических сил, устраивавший в первую очередь представителей право-либеральной части политического класса. У последних неизбежно возникал запрос на дополнительные гарантии стабильности существующей системы – что побуждало их обратить свое внимание на вооруженные силы страны и прежде всего на армейскую элиту.

Особая роль военных в обеспечении жизнеспособности и стабильности государства в целом характерна практически для всех латиноамериканских «молодых наций». Однако чилийский случай характеризовался специфической обособленностью «военного сословия» от остального общества – и прежде всего культурно-мировоззренческой, которая постепенно переросла и в политическую. Прусские традиции и кастовый характер армии вкупе с презрением к членам политического класса («политикейрос») превратили армию Чили в своеобразную консервативную корпорацию, служба и карьера в которой являлись едва ли не единственным каналом «вертикальной мобильности» для широких общественных слоев, приверженных патриархальным ценностям (выходцам из семей крестьян, мелких предпринимателей и мелких чиновников).  В частности, Эдвин Льювен в сравнительном исследовании, озаглавленном «Страны, в которых вооруженные силы аполитичны», утверждает: «В… Чили и Колумбии вооруженные силы занимают уникальное положение. Они являются автономными органами, где господствующие позиции принадлежат преданным профессиональным офицерам, которые контролируют их». Оставался открытым вопрос, в каком направлении развернут представители армейской элиты свою иерархически организованную «военную корпорацию» в ситуации масштабных трансформаций, способных изменить весь привычный уклад жизни, и сопровождающего их кризиса? События 1970-1973 гг. дали нам весьма красноречивый ответ и на этот вопрос.

Сложившийся в чилийском обществе накануне «переломных» 1970-х запрос на масштабные социальные изменения востребовал к жизни политическую фигуру, которой доверили бы их реализацию. Уникальность фигуры Альенде – признанного на тот момент ветерана чилийской политики – как раз и состояла в его предполагаемой способности обеспечить связь чилийского политического класса (по крайней мере, его части) с возникшим в обществе движением за обновление без дефолта существующих политических институтов и при сохранении эволюционного пути преобразования общества. В период своего президентства Альенде попытался соединить ценности парламентаризма и демократии с активной социальной политикой, объединить вокруг себя реформаторски настроенные сегменты политического класса с представителями массовых социальных движений на общей лево-ориентированной «платформе». Столь масштабный политический замысел требовал от политика поистине гроссмейстерских качеств, наличие которых у президента вызывало вопросы. В то же время ждать или делать паузу Альенде и поддержавшие его политические силы накануне 1970 года очевидно не хотели, стремясь воспользоваться представившимся им шансом – в большей степени политическим, нежели карьерным.

Формируемая с прицелом на президентские выборы левоцентристская коалиция была изначально «пестрой». В 1969 году Фронт «Народное действие» был преобразован в «Народное единство» — коалицию социалистов, коммунистов, членов Радикальной партии и отколовшейся («левой») фракции христианских демократов, сохранить эффективную координацию усилий в рамках которой удалось лишь на непродолжительное время.

На президентских выборах 4 сентября 1970 г. кандидат от упомянутого блока «Народное единство» Альенде набрал относительное большинство голосов, что, в соответствии с чилийским законодательством, еще не гарантировало ему занятия президентского поста. Избиратели Чили, таким образом, разделились в ситуации «исторической развилки» с точки зрения их политической ориентации на три условных группы. 36,3 % избирателей проголосовали за Альенде и решительно выступили за глубокие социальные изменения «левого толка».

В то же время 35% избирателей высказались за кандидата от правой Национальной партии Хорхе Алессандри и против любых радикальных перемен. При этом 30% поддержали на выборах социально ориентированного христианского демократа Радомиро Томича – видного чилийского политика хорватского происхождения, в юности симпатизировавшего фалангистским идеям, а позднее ставшего приверженцем христианско-социальной платформы. Сторонники Томича также высказывались за глубокие и качественные перемены, некоторые из них занимали даже умеренно-социалистические позиции, но при этом неизменно ставили вопрос о социальной цене перемен и не искали радикальных путей их осуществления. К числу этих «колеблющихся» избирателей принадлежали представители среднего класса, сравнительно многочисленного в Чили. Предполагаемой «фигурой консенсуса», способной примирить радикальных и умеренных сторонников реформ, выступал именно Альенде, поддерживавший дружеские отношения с тем же Томичем. Последний в итоге и сыграл важную роль в определении судьбы «левой коалиции» – публично признав электоральную победу лидера «левых» и убедив в итоге своих однопартийцев поддержать Альенде в обмен на определенные гарантии.

И поскольку прошедшие выборы не определили однозначного победителя, последнее слово в выборе президента принадлежало парламенту. Поскольку оппоненты Альенде из числа «правых» не решились тогда на «силовое воспрепятствование» его приходу к власти, результаты выборов были окончательно политически закреплены. «Первый марксист, избранный демократическим путем», мог приступать к реализации намеченных планов.

Начинания нового главы государства в социально-экономической сфере были масштабными и многообещающими. В частности, в своей экономической программе Альенде заявил о проведении глубокой аграрной реформы и национализации крупнейших частных компаний и банков. Новая экономическая модель предусматривала не тотальное огосударствление экономики, но самоуправление формально частных либо акционерных компаний под контролем государства. Земельная реформа по своим масштабам и глубине превзошла все сделанное в этой сфере в период правления консерваторов. Если предшествующие Альенде администрации Алессандри и Фрея экспроприировали примерно 15 % владений латифундистов, то правительство президента-социалиста сумело изъять у владельцев 25 %. В итоге, экспрориированные вместе с предшествующими правительствами земли составили 40 % всех сельскохозяйственных угодий в стране.

Подъем энтузиазма в социальных «низах» в ответ на инициированные реформы, тем не менее, не компенсировал неприятие действий «левого» правительства со стороны крупных собственников и немалой части «среднего класса». Политика Альенде столкнулась с сопротивлением традиционных элит и т.н. экономической аристократии, обладающих немалыми возможностями влияния на публичную сферу – успешно противостоять которым без продуманной и гибкой стратегии было в принципе невозможно. Непродуманные шаги новой власти в ответ на действия оппозиции усиливали хаос и снижали совокупную поддержку власти. «Кризис доверия» начал разворачиваться с первых шагов новой власти.

Примером подобного противостояния явилась ситуация в животноводстве – стратегически значимой для экономики Чили отрасли. Так, крупные землевладельцы начали борьбу против нового правительства еще до инаугурации нового президента. Как только стали известны результаты президентских выборов 1970 года, крупные скотоводы начали забивать скот. Скотоводческая Ассоциация Огненной Земли до того, как её гигантские владения были экспроприированы, забила 130 тысяч стельных коров и отправила на скотобойни ещё 360 тысяч голов скота. Происходил и перегон стад богатых владельцев в соседнюю Аргентину. Массовый забой скота создавал серьезные проблемы для потребительского рынка.. В свою очередь, произвольные захваты земель радикально настроенными крестьянами только усугубляли ситуацию.

В свою очередь, национализация бумажной промышленности вызвала обвинения Альенде в стремлении установить монополию на печатную прессу, национализация медеплавильной промышленности вызвала напряжённость в отношениях с США, когда североамериканские инвесторы отказались принять правительственную компенсацию за конфискованные активы и стали требовать внешнеэкономических санкций против Сантьяго.

Экономическая стабилизация также оказалась временной. Значительное снижение безработицы и существенное повышение заработной платы первоначально действительно привело к повышению покупательной способности населения (что и предполагал первоначальный план правительства) – что было уже вскоре компенсировано последующим масштабным ростом цен, от которого страдали все слои общества, включая рабочих. Так, если в январе 1971 года, когда Альенде приступил к реализации президентских полномочий, инфляция составляла 23 процента, то уже в следующем 1972 году она достигла показателя в 163 процента, а летом 1973 года — 190 процентов, продолжая последовательно расти.

Неблагоприятные изменения внешнеэкономической конъюнктуры лишь подчеркнули слабость экономической платформы «левого» правительства. Экономическая ситуация стала совсем тяжелой, когда упали мировые цены на медь и произошла девальвация доллара. Как следствие, в ноябре 1972 года Чили (лишившись доступа к новым кредитам) объявила частичный дефолт, результатом чего стало ускорение процесса бегства капиталов из страны. Стремясь сохранить за собой инициативу и расширить социальную базу проводимых преобразований, правительство Альенде организовывало выплаты пособий и льгот многим нуждающимся категориям, одновременно начав  демократизацию медицинского обслуживания и образовательной системы – однако социальные мероприятия не компенсировали углублявшийся экономический кризис.

Массовый исход капитала из страны и сворачивание активности малого и среднего бизнеса привели к уменьшению числа рабочих мест, снижению производства и дефициту товаров первой необходимости (вследствие административного контроля за ценами)которого Чили не знала в течение многих десятилетий до этого. Таким образом «левое» правительство начало проводить радикальную политику, неприемлемую для центристов и не имеющую поддержки ни большинства народа, ни парламентского большинства, и была вынуждена в итоге признать ее фактическое банкротство. Сам Альенде в своем послании к Конгрессу в мае 1973 года вынужден был признать, что «политика перераспределения доходов проводилась (правительством – прим. авт.) в отрыве от реальных возможностей экономики».

Большой проблемой стала и неготовность новой власти к массовым протестным выступлениям, к организованному сопротивлению социальных групп, на которые новая правительственная коалиция не имела существенного влияния и у которых она изначально не вызывала доверия. Мощная антиправительственная кампания в СМИ, знаменитые «марши домохозяек», растущее недовольство самозанятого населения усложняли и без того накаленную политическую ситуацию. Отдельные и запоздалые шаги навстречу недовольным со стороны правительства (обещание налоговых и кредитных льгот, и т.п.) уже не могли переломить ситуацию в пользу «левой коалиции».

Примечательно, что Альенде, инициировавший масштабные социально-экономические реформы, изначально стремился занять не позицию леворадикала, но представителя «политического центра» – однако в ситуации радикализации «левого» и «правого» полюсов чилийской политики подобный «центр» в лице президента и умеренного крыла «Народного единства» неизбежно проседал, что создавало ситуацию «политического вакуума» и повышало шансы на свержение власти в результате заговора или переворота.

В углубляющейся кризисной ситуации продолжались многочисленные акции протеста, массовый масштаб приняло антиправительственное забастовочное движение, а печально известная  ультраправая военно-политическая организация «Родина и свобода» фактически перешла к стратегии «городской герильи» против правительства и его сторонников. Однако правительство опиралось на поддержку совокупности левых партий, малоимущих слоёв населения и лояльность государственного аппарата.

 

***

 

Демократические механизмы, важность которых постоянно подчеркивал в своих выступлениях президент Чили, оказались частично парализованы и не могли обеспечить конструктивного выхода из углубляющегося политического кризиса. Вместе с тем, Альенде и его сторонники по правительственной коалиции (где все большую роль играла лояльная главе государства Компартия Чили) действительно стремились избежать дальнейшей эскалации и гражданской войны – в частности, приняли принципиальное решение о разоружении парамилитарных формирований любого идеологического толка, инициировали диалог с ХДП при посредничестве высших иерархов католической церкви (последний был сорван из-за отсутствия консолидированной позиции внутри самого «Народного единства»).

В конечном итоге, недовольство значительной части населения правлением Альенде закончилось массовыми демонстрациями и общенациональными забастовками в 1972-1973 годов (пусть не обошедшимся без «стимулирования» извне, но все же имевшими и внутренние причины) заметно поколебавшими прочность позиций «левого» правительства и заставившими его пойти на экстраординарные политические шаги. В октябре 1972 года страну охватила так называемая «национальная забастовка», инициатором которой выступила Конфедерация владельцев грузовиков, опасавшихся национализации транспорта; ситуация в итоге закончилась введением чрезвычайного положения (ЧП), приказом о конфискации не выходящих в рейсы грузовиков и отставкой кабинета министров 1 ноября 1972 года. В этой ситуации главной политической ставкой президента Чили стали внешне лояльные ему военные; шаг в сторону драматической развязки, произошедшей в сентябре 1973 года, был в итоге сделан. Сложившееся положение не могли стабилизировать ни парламентские выборы 1973 года (Народное единство получило 44 % голосов, а его политические оппоненты доминировали в парламенте), ни запланированный на 11 сентября 1973 года референдум (он бы вероятнее всего подтвердил бы наличие глубокого разделения в чилийском обществе по отношению к проводимому властями курсу).

В конечном итоге, Альенде за время столкнулся с несколькими масштабными политическими и социально-экономическими «ловушками», выбраться из которых он так и не сумел.

Ловушка ранее заключенных соглашений – напомним, что, в соответствии с Конституцией Чили, нового президента из двух кандидатур, набравших наибольшее количество голосов, должен был избрать Конгресс (где у «Народного единства» было 80 мест из 200, у ХДП — 75).  При отсутствии безусловного победителя президентских выборов христианские демократы, не сумевшие привести к победе своего кандидата и имевшие крупную фракцию в парламенте, увязали свою поддержку кандидата от «Народного единства» с выполнением ряда условий. В результате проведенных переговоров 7-8 октября 1970 совместная комиссия ХДП и «Народного единства» согласовала проект своего рода конституционной реформы — «конституционный статут». Было, в частности, согласовано, что правительство «Народного единства» гарантирует свободную деятельность политической оппозиции, любых отраслевых профсоюзов и общественных организаций, обеспечивает проведение выборов в срок и в соответствии с законодательством, свободу печати и недопустимость цензуры, самоуправление университетов.

После занятия президентского поста Альенде также заявил об отказе от политических и идеологических предпочтений в кадровой политике, о сохранении деполитизированного статуса образовательной системы, подтвердил недопустимость создания парамилитарных формирований помимо армии и полиции, отказ от воздействия на кадровые назначения в вооруженных силах, а равно и отказ от создания органов власти, подменяющих установленные Конституцией властные учреждения. В итоге, нижняя палата парламента приняла конституционный статут 15 октября за счет голосов представителей партий Народного единства и ХДП, а чилийский сенат одобрил его 23 октября. Окончательно Статут был одобрен конгрессом 22 декабря 1970 г, что окончательно открыло Альенде путь к президентской каденции. Однако любые попытки (и даже намеки на них) на выход за рамки ограничений, заложенных в Статуте, являлись основанием для жесткой критики со стороны оппозиции и в итоге источником делегитимации власти «левых» в глазах их идеологических оппонентов и критиков.

Так, 22 августа 1973 года Палата депутатов 81 против 47 голосов одобрила давно готовившееся «соглашение палат» о незаконности действий правительства (подтвержденное соответствующим судебным заключением), в котором обвинила Альенде: в авторитарных устремлениях и стремлении уничтожить роль законодательной власти; в пренебрежении решениями судов и покровительству преступникам, связанным с правящей партией; в покушениях на свободу слова, арестах, избиениях и пытках оппозиционных журнали. В итоге парламентские и судебные решения с осуждением действий Альенде, принятые летом 1973 года, поставили под сомнение его легитимность как президента и стали своеобразным предвосхищением государственного переворота, совершенного осенью того же года. Альенде и «Народное единство» оказались тогда в подвешенной ситуации, сохранив поддержку своего базового электората, но лишившись лояльности значительной части среднего класса.

Ловушка двуполярного мира – баланс в советско-американских отношениях, достигнутый советской и американской сторонами в начале 1970-х годов, был нарушен вследствие прихода Альенде к власти в Сантьяго. В той ситуации Москва была не готова «играть на обострение» с США и Западом из-за судьбы «левой» коалиции в Чили, тем самым фактически отказываясь от политики «разрядки». Президент Чили последовательно искал поддержки Москвы и демонстрировал ей свою лояльность и идеологическую близость (что вызывало раздражение чилийцев, не разделяющих социалистическую идеологию), однако эта поддержка оказалась все же недостаточной для того, чтобы смягчить разворачивающийся кризис. Показательным в этом отношении оказался последний визит чилийского президента в Москву в декабре 1972 года, когда вместо запрошенных 300 млн. долл. помощи было предоставлено только 80 млн. Поддержка со стороны кастровской Кубы, присутствие в стране немалого числа «левых» активистов и сторонников политического курса Альенде из других стран (Бразилии, Гватемалы, Аргентины, Испании и др.) не гарантировали «Народному единству» однозначного одобрения в разделенной по идеологическому принципу стране.

Ловушка инфляции – инфляционное финансирование социальных обещаний правительством «Народного единства» в конечном итоге подорвало экономические основы общественно-политической стабильности в Чили (пусть и весьма относительной на момент избрания Альенде на пост президента) и не позволило проводить в нормальной обстановке запланированные социально-экономические преобразования. Так, в 1971 г. зарплата в государственном секторе выросла на 35%, а в частном – на 50%. Однако это не было связано с ростом производительности труда и стимулировало не только спрос, но и инфляцию (во второй половине 1972 г. – 100%), а затем и породило дефицит товаров. С последним стали бороться посредством административного регулирования цен, изъятия товаров у скрывающих их торговцев, нормирования потребления – что усилило социальное напряжение и политическую поляризацию в стране, оттолкнув от «левой коалиции» значительную часть среднего класса.

Ловушка коалиции – следует напомнить, что «левое» движение Чили (и созданное на его базе межпартийное объединение «Народное единство») фактически раскололось из-за позиции леворадикалов, и координация совместных действий была сугубо формальной. Слева против Альенде выступало Левое революционное движение (МИР) – не вошедшие в коалицию сторонников Альенде, но постоянно радикализировавшего ее извне; представители МИР публично именовали президента «чилийским Керенским». В формально «пропрезидентской» Социалистической партии шла борьба фракций, и тогдашний лидер социалистов Карлос Альтамирано призывал к «углублению революции», чем фактически торпедировал курс своего президента-однопартийца Альенде на «построение социализма мирным путем» с соблюдением принятых главой государства конституционно-правовых гарантий.

Ловушка эскалации – не будучи способным остановить радикализацию как на «левом», так и на «правом» флангах чилийской политики, «центр» в лице президента Альенде и поддерживающих его политических сил оказался заметно ослаблен политически. Действительно, первоначально заявленные реформы Альенде поддерживались большей частью общества и парламента. Акт о национализации медной промышленности был единогласно поддержан чилийским конгрессом. В конце 1970 – первой половине 1971 гг. администрация президента-социалиста провела ряд позитивно воспринятых большинством общества преобразований: была введена частичная индексация зарплат, детям отныне выдавалось бесплатное молоко, на государственных предприятиях началось создание советов с участием администрации, рабочих и профсоюзов (при этом от идеи полного рабочего самоуправления правительство Альенде отказалось, посчитав ее анархической). Сформированные советы получили права по определению условий труда и экономической стратегии предприятия. Однако «взрыв» инфляции, недовольство представителей бизнеса и «самозанятых» категорий населения ухудшением социально-экономической ситуации и растущим административным давлением привели к разрушению первоначального общественного консенсуса в отношении пришедшей к власти коалиции и намеченных ею преобразований.

Между тем, радикальные настроения в расколотом чилийском обществе нарастали, побуждая радикалов «справа» и «слева» переходить к непосредственным действиям. События плавно перетекли в полноценный гражданский конфликт, когда ежедневно в стране происходило до 30 терактов, которые организовывала упомянутая праворадикальная организация «Патриа и либертад», нанося катастрофический с учетом особенностей экономической географии Чили ущерб транспортной инфраструктуре. Со своей стороны, леворадикальные группы совершали экспроприации банков, нападения на магазины и полицейских – что также способствовало углублению политического и экономического хаоса.

Гражданская война вызревала и назревала, и ее проявления становились день ото дня все более массовыми и масштабными. Чили столкнулась с неизвестными доселе масштабами идеологически мотивированного террора. Назревал кризис внутри самого «Народного единства», умеренная и радикальная части которого, как уже было сказано, все более дистанцировались друг от друга по ключевым вопросам политического и социально-экономического развития. Альенде и его ближайшие сторонники были лишены свободы маневра, оказавшись не в силах урегулировать усиливающийся кризис.

Ловушка заговора – чрезмерная надежда Альенде и его правительства на лояльность военных в конечном итоге создала благоприятные условия для военного переворота. Среди пунктов Статута, на основе которых Альенде был утвержден после выборов 1970 года президентом, было обещание не вмешиваться в военные назначения (последнее рассматривалось как необходимое условие для невмешательства армии в политику). Напомним, что за сохранение нейтралитета армии в ситуации накануне голосования в конгрессе по кандидатуре нового президента заплатил жизнью главнокомандующий генерал Рене Шнейдер, смертельно раненый заговорщиками 22 октября 1970 г. за отказ от силового упреждения победы кандидата от «левых». Позиция последнего в отношении результатов народного волеизъявления была четкой и недвусмысленной: «Армия является гарантом нормальных выборов, и пост президента республики займет тот, кто избран народом, получив абсолютное большинство, или конгрессом в целом в случае, если ни один кандидат не получит более 50% голосов». На место Шнейдера пришел не менее твердый сторонник соблюдения конституционных норм генерал Карлос Пратс, сумевший удержать армию в повиновении в ситуации развертывающегося политического кризиса (хотя и не сумевший убедить Альенде в нежелательности идеологического воздействия на вооруженные силы).

Потеряв в конце 1972 года положение политического «центра», Альенде решил опереться на армию как на наиболее «морально устойчивую» силу с целью сдерживания хаоса, а также в противостоянии радикалам с обоих сторон идеологического спектра.

В условиях растущего уличного насилия со стороны «правых» и «левых» радикалов по инициативе был принят закон, в соответствии с которым армия объявлялась единственной законной вооруженной силой, «рабочие кордоны» (вооруженные отряды профсоюзов на заводах) разоружались. После упомянутого масштабного политического кризиса в ноябре 1972 года была создано новое правительство, где военные заняли важнейшие посты. Бывший командующий армией генерал Карлос Пратс возглавил МВД (до 27 августа 1973 года), контр-адмирал Исмаэль Уэрта (будущий участник военного переворота и «адвокат» хунты за рубежом) – министерство общественных работ, бригадный генерал  авиации  Клаудио Сепульведа – министерство горнорудной промышленности. Альенде, в свою очередь, неизменно отмечал «лояльность армии» в качестве важного условия для продолжения начатых им (и неоднозначно воспринятых чилийским обществом) реформ.

Между тем, самой чилийской армии с ее консервативными корпоративными традициями все сложнее было хранить нейтралитет в ситуации острой политической поляризации.  Консолидация право-консервативного «ядра» в военной элите продолжалась, поскольку политика «левого» правительства, пусть и подкрепленная присутствием военных во власти, виделась им как источник национальной катастрофы и слома всего привычного и понятного для «военной корпорации» образа жизни.

Первым серьезным выступлением военных стал мятеж танкистов подполковника Роберта Супера «Танкетасо» (исп. El Tanquetazo) 29 июня 1973 г., когда танки прорвались к президентскому дворцу и обстреляли его, а также атаковали министерство обороны. Однако в ситуации угрозы разрастания путча армия во главе с генералом Пратсом быстро справилась с этим импровизированным антиправительственным выступлением, направив к месту событий элитные полки «Такна» и «Буин» (под командованием тогдашнего командующего сухопутными войсками генерала Пиночета). Связь правительства с лояльными военными, таким образом, временно укрепилась.

Однако интрига против Пратса, инспирированная представителями армейского генералитета и публично воплощенная их женами, спровоцировала министра обороны на поступки, которые офицерское сообщество сочло тогда несовместимыми с его статусом. Не поддержав министра против интригующих в отношении него высокопоставленных военных, Альенде практически сам лишил себя главной опоры. 9 августа 1973 года Пратс подал в отставку. Президент назначил на его место генерала Пиночета, также считавшегося номером «два» в когорте лояльных правительству «Народного единства» военных. До военного переворота оставалось чуть более месяца. 23 августа Пратс отметил в своём дневнике: «Моя карьера закончилась. Не преувеличивая свою роль, я считаю, что мой уход в отставку — прелюдия государственного переворота и величайшего предательства… Теперь лишь осталось назначить день переворота…».

«Рабочим механизмом» подготовки переворота стало вполне легально действовавшее постоянное совещание командующих родами войск. В результате предстоящий переворот был тщательно спланирован и организован, охватив все рода войск; прикрытием его стали маневры ВМФ, проводимые совместно с США (собственно, первым актом государственного переворота стала атака военных моряков на Вальпараисо).

11 сентября 1973 г. чилийская армия вышла из казарм. Сторонники Альенде в рядах вооруженных сил были арестованы и уничтожены заранее. У рабочих и студентов, готовых защищать «Народное единство», почти не осталось оружия в результате прошедшего накануне разоружения «рабочих кордонов» и «левых» организаций. Разрозненные очаги сопротивления перевороту, которые создали или попытались создать социалисты или представители движения МИР, были уверенно и легко подавлены военными. Власть в стране захватила военная хунта, в которую вошли представители основным родов войск. Фактическим главой хунты стал генерал Аугусто Пиночет, тайно координировавший процесс подготовки к перевороту.

Армия, используя танки и авиацию, за несколько часов взяла штурмом президентский дворец Ла-Монеда. Президент Альенде, отказавшийся сдаться и добровольно покинуть страну, не оставил свой пост живым и на долгие годы стал символом сопротивления режиму хунты – что, однако, не компенсировало полностью тогдашнего тяжелейшего поражения (фактически, разгрома) чилийских «левых», которым закончилось их первое большое «хождение» их представителей во власть.

Ловушка неуправляемости – следует признать, что Альенде проявил себя как сильный (и идеологически мотивированный) лидер-харизматик, но очевидно не смог заявить о себе в качестве политического организатора и практика государственного управления. Ставка на последовательное увеличение доли государственного сектора в экономике не оправдала себя, а вызванный приходом «левой коалиции» энтузиазм их сторонников не компенсировал дефицита у последних реальных государственно-управленческих навыков; в результате хаос в основных сферах жизни чилийского общества последовательно нарастал. Так, например, изначально заявленная «Народным единством» национализация предприятий происходила в соответствии с законом – или за выкуп, или в соответствии с актами 1932 и 1945 гг. (что будет потом расценено оппонентами Альенде как антиконституционная практика). За первый год нахождения у власти «Народного единства» было национализировано более 100 крупных предприятий и 80% банков; в результате принятых мер ВВП Чили в 1971 г. вырос на 8,6%, и рост его продолжался в инерционном режиме несмотря на общее ухудшение ситуации в экономике. Безработица в годы «Народного единства» составляла 4,5% – что являлось весьма низким показателем для Латинской Америки (при этом говорить о качественной структурной трансформации экономики не приходилось).

Однако национализация не обеспечила ожидаемого долговременного экономического эффекта. Экстенсивные факторы экономического роста быстро исчерпали себя. Государственно-бюрократическая экономика, выстраиваемая в Чили, оказалась неэффективной. Лишившись частных инвестиций, правительству пришлось финансировать национализированные предприятия за счет активного использования денежного станка, что привело к масштабной инфляции. В итоге, рост цен свел на нет повышение благосостояния как представителей «свободных» профессий, лиц наемного труда в первые месяцы правления Альенде.

Последовавшая за этим попытка «заморозить» цены на наиболее важные товары массового потребления вытеснила их на черный рынок, что привело к дефициту, усилению распределительных механизмов и нормированию потребления товаров первой необходимости. Между тем, руководство страны продолжало стремиться к усилению административного урегулирования в экономике. Так, 17 октября 1971 г. президент Чили внес в парламент законопроект о расширении своих полномочий в сфере национализации, что де-факто выходило за рамки принятого им Конституционного статута. Альенде рассчитывал, что взяв под контроль еще большую часть экономики, он сможет наладить дела в экономике (следуя рекомендациям университетских профессоров, стоящих на марксистской платформе). К этому моменту глава государства охладел к производственному самоуправлению (энтузиастами которого, как мы ранее уже указывали, оставались представители социально ориентированного крыла ХДП), прекратив поддержку производственных советов.

Отказ от самоуправленческих практик на производстве не исключал, тем не менее, других управленческих экспериментов.  Правительство Альенде впервые в мире предприняло попытку (руководитель проекта Стаффорд Бир) создания всеобщей компьютеризированной системы управления экономикой (Киберсин), завязав с помощью телексов напрямую на президентский дворец; система использовалась для обмена информации между правительством и работающими предприятиями, и была упразднена после прихода к власти военной хунты в 1973 году.

Между тем, планы Альенде по дальнейшему огосударствлению экономики вызывали неприятие со стороны правоцентристов, которые могли бы стать союзниками правительственной коалиции в случае более разумной и взвешенной экономической политики. Так, уже 14 октября 1971 г. депутаты парламента от ХДП внесли законопроект, который предложил ограничить рамки государственной собственности несколькими отраслями и не выводить национализацию за их рамки, прекратив действие законодательства 1930—1940-х гг., на основании которого проводилась национализация до этого момента. При этом христианские демократы оставались приверженцами идеи многоукладной экономики (приверженность которой первоначально декларировали Альенде и «Народное единство»), что очевидно больше соответствовало специфике Чили. За пределами отраслей, подлежащих национализации, демохристиане допускали, наряду с частными, создание предприятий, непосредственно управляемых рабочими и служащими.

Однако Альенде и его сторонники, в силу своих усилившихся симпатий к советской экономической модели и возможностям «государственного социализма»,  отвергли проект ХДП. В коллективных предприятиях и рабочем самоуправлении они отныне усматривали источник экономической анархии и хаоса (как, впрочем, и в среде малых и средних предпринимателей). В стремлении централизовать управление экономикой Альенде получил полную и твердую поддержку Компартии Чили. В итоге президент наложил вето на законопроект демохристиан о самоуправляющихся предприятиях, что только ухудшило его взаимоотношения с парламентом. В ответ же сложившееся против него парламентское большинство из правоконсерваторов и демохристиан стало блокировать другие законопроекты президентской стороны, включая новые налоги. Государственный бюджет был в итоге разбалансирован, и финансирование предприятий заметно увеличившегося государственного сектора стало возможным исключительно инфляционным путем.  Конфликт президента с парламентом вверг страну в глубокий экономический кризис, а нарастающий хаос и галопирующая инфляция оттолкнули от «Народного единства» широкие слои  экономически активного населения, создав возможность для подготовки и совершения государственного переворота.

 

Ловушка внешнеэкономической блокады – напомним, что в период утверждения у власти «левой» коалиции 11 июля 1971 г. парламент единогласно проголосовал за полную «чилинизацию», то есть системообразующих производств, включая сюда национализацию медных и железных рудников, угольных шахт, селитряных разработок и гидроресурсов. Влияние иностранных корпораций на экономику Чили было ослаблено – что, однако, далеко не означало ослабление зависимости от внешнеэкономической конъюнктуры. Принятое решение, широко поддержанное чилийцами, вызвало ответную «волну» со стороны стран Запада, у представителей крупного бизнеса которых была изъята собственность. В ответ президент Чили объявил о замораживании выплаты внешних долгов, что привело к оттоку капиталов из страны. Изначально не продумав источники внешнеэкономической поддержки страны в ситуации разрыва с зарубежными корпорациями и противостояния их политическими представителями (СССР вместе с союзниками по СЭВ или Китай не были тогда готовы выступить в такой роли), Альенде и его сподвижники не имели шансов выйти из-под экономического прессинга в краткосрочной перспективе. В результате, следуя пожеланию президента США Р. Никсона, вследствие принятых болезненных санкционных мер и собственных ошибок правительства Чили были созданы необходимые условия для того, чтобы чилийская экономика «закричала».

 

Ловушка циклического нарастания протестных и оппозиционных настроений.  Находясь у власти, «левая» коалиция вследствие допущенных ею ошибок оказалась в ситуации противостояния с активными, достаточно многочисленными, хорошо организованными и обладающими ресурсами социальными группами. В октябре 1972 г. началась забастовка против политики «Народного единства» транспортников, к которой присоединились профсоюзы торговцев, адвокатов, крестьян и других слоев «мелкой буржуазии», которые не могли компенсировать издержки от инфляции за счет целевой государственной помощи. Столь масштабная забастовка (поддержанная влиятельным американским профобъединением АФТ-КПП) практически парализовала страну. Политическое либо административное давление на представителей протестных групп лишь усиливало их недовольство и оппозиционную активность. В Сантьяго и других городах страны проходили массовые митинги сторонников и противников «Народного единства», проходившие в столице и в других городах страны, накалили ситуацию до предела.

 

***

 

Раскол страны по политическому признаку стал очевиден, и говорить об Альенде как о «фигуре компромисса» уже не приходилось.  Однако, несмотря на все усилия противников «Народного единства», оно продолжало сохранять значительную электоральную поддержку, что давало ему формальное право оставаться у власти как минимум до 1976 г. На дополнительных выборах 4 марта 1973 г. в конгресс «Народное единство» получило 43,4% голосов – не большинство, но это позволяло расширить представительство в парламенте, и появилась надежда на дальнейшее постепенное усиление позиций благодаря голосам рабочих, небогатых селян, части интеллигенции и студенчества.  Однако обретение правительством Альенде полноценной перспективы в деле проведения преобразований предполагало создание более широкой коалиции с участием правоцентристов.  Но казавшиеся перспективными переговоры представителей «Народного единства» с ХДП зашли в тупик после убийства представителями одной из ультралевых группировок в июне 1971 года лидера правого крыла демохристиан Эдмундо Переса Суховича.

После этого драматического события ХДП и либерально-консервативная Национальная партия сформировали в парламенте резко оппозиционное правительству правоцентристское большинство, представители которого перед парламентскими выборами в марте 1973 учредили «Конфедерацию за демократию», которая в итоге и одержала победу, набрав 55,49 % голосов по выборам в Палату депутатов и 57,25 % – в Сенат. Политическое давление на Альенде и его союзников по коалиции равномерно нарастало с разных политико-идеологических «флангов». Страна разделилась на два враждующих лагеря — сторонников Альенде и его противников.

В конечном итоге, обращение «левого» правительства к механизмам «прямой» демократии в подобной ситуации выглядело запоздалым и не являлось панацеей от кризиса, в который все сильнее погружалась Чили. Грань между политической поляризацией и гражданской войной становилась все более условной и размытой. Терактами, вызвавшими наибольший резонанс, помимо убийства Суховича, явилось и убийство (совершенное, по всей вероятности, членами «Патриа и либертад») военно-морского адъютанта президента в июле 1973 года.

Непосредственной репетицией государственного переворота, помимо июньского танкового путча, стали события 25 августа 1973 года; в этот день 30 военных моряков захватили радиостанцию и призвали к неповиновению командованию флота (которое в лице адмирала Хосе Мерино и само не было лояльно к правительству «Народного единства»). Прокуратура ВМС арестовала в связи с этим 200 человек и выдвинула обвинения в заговоре против генерального секретаря Соцпартии К. Альтамирано и лидера левых христиан Гарретона – двух критиков Альенде «слева». Однако никакие правовые санкции не могли остановить процесс радикализации чилийских «правых» и «левых», которые стремились воспользоваться сложившейся ситуацией с «проседанием» политического центра для продвижения собственных политических идей и подходов.

Как известно, на 11 сентября Альенде назначил референдум по изменению конституции, предполагавшему создание однопалатного парламента и расширение прав правительства на национализацию в экономике – о чем он собирался заявить во время своего выступления в кампусе Технического университета. В это время завершались последние приготовления к военному перевороту, которые, как утверждают, тайно курировал недавно ставший главнокомандующим Аугусто Пиночет. Оценивая ситуацию перед референдумом, Альенде полагал, что «сделал несколько хороших ходов», но при этом у него «нет больше пешек». В действительности, «узлы» вокруг президента и возглавляемой им коалиции последовательно затягивались, не оставляя ему пространства для маневра и выбора. (При этом задним числом адвокаты и пропагандисты ультраправых военных объясняли свои действия необходимостью упреждения якобы существовавшего «плана Z», в рамках которого «левые» якобы ещё в 1971 году начали контрабандный ввоз оружия в страну, и к моменту генеральского путча имели больший арсенал (30 000), нежели армия (25 000 человек). Однако существование «плана Z» как разновидности «левой угрозы» было опровергнуто впоследствии самим Аугусто Пиночетом.

 

***

 

В итоге,  в Чили был совершён военный переворот, который начался в ночь с 10 на 11 сентября 1973 года на кораблях ВМС Чили, участвовавших в совместных с военными моряками США манёврах «Унитас» у побережья Чили. После осуществленной сторонниками переворота «чистки» матросов и офицеров — сторонников Народного единства – произошло нападение сил ВМФ на Вальпараисо (обстрел города из судовой артиллерии и последующая высадка десанта). В самом Сантьяго переворот начался рано утром и предполагал захват телецентр и ряд стратегических объектов; также были захвачены штаб-квартиры партий, входящих в «Народное единство».

Лояльные «правым» радиостанции «Агрикультура», «Минерия» и «Бальмаседо» передали заявление о взятии власти военными и обнародовали состав военной хунты, включавшей в себя первоначально командующего сухопутными силами генерала Аугусто Пиночета, командующего ВМС адмирала  Хосе Торибио Мерино, командующего ВВС генерала Густаво Ли и исполняющего обязанности директора корпуса карабинеров генерала Сесара Мендосы. Параллельно с этим утром того же дня радиостанция «Магальянес» — последняя работавшая станция, поддерживавшая Альенде, — передала в эфир последнее обращение президента к чилийскому народу, в котором он подвел своеобразный итог своего правления и выразил убеждение в неизбежном торжестве «сил прогресса».

Выступление армии вылилось в атаку на Ла Монеду с использованием танков и авиации. Во время штурма президентского дворца Альенде погиб, и первоначально был объявлен убитым захватчиками Ла Монеды, которыми командовал ставший тогда печально знаменитым генерал Хавьер Паласиос. При этом, по версии правительства А. Пиночета, подтвержденной данными независимой экспертизы в 2011 году, Альенде покончил жизнь самоубийством, застрелившись из автомата Калашникова, подаренного ему Фиделем Кастро. Версию о самоубийстве позже подтвердила и племянница президента Исабель Альенде.

Целью переворота являлось свержение президента-социалиста Сальвадора Альенде, которого до этого не удалось отстранить от власти невоенным путём. Помимо этого, Пиночет и его сторонники объясняли необходимость свержения Альенде стремлением не допустить гражданскую войну – хотя беспрецедентная даже по латиноамериканским масштабам репрессивная политика хунты стала продолжением гражданской войны с помощью инструментов государственного насилия. Другой продекларированной организаторами переворота стала защита политических и общественных институтов Чили от «марксистской угрозы» – превратившаяся в итоге в фактический разгром всего существовавшего на тот момент партийно-идеологического спектра страны.

Еще одним мотивом для выступления чилийских военных стала защита конституционных основ республиканского строя в Чили (напомним, что 22 августа 1973 года Конституционный Суд Чили обвинил Сальвадора Альенде в нарушении сразу нескольких статей Конституции). При этом дальнейшая судьба прежней чилийской конституции и закрепленных в ней политических и гражданских свобод лишь подтвердила надуманность подобной аргументации – поскольку новая созданная под контролем хунты конституция, принятая на «управляемом» плебисците 1980 года и вступившая в силу через год, означала фактическое приостановление действия базовых конституционных норм до 1990 года и пролонгирование правления Пиночета до 1988 года. «Восстановление законности и порядка» было осуществлено весьма специфическим и избирательным способом (с выделением по идеологическому принципу целой категории граждан, права которых были фактически упразднены государством) – а заявленное хунтой подавление террористической деятельности «левых» экстремистских организаций вылилось в мощное партизанское движение против диктатуры, участие в котором принимали не только представители традиционных «левых», но и более умеренной Радикальной партии.

Не менее значимыми задачами военной хунты также стали:

  • Прекращение социально-экономических преобразований, проводившихся правительством Народного единства («экономических причуд синьора Альенде», по словам самого Пиночета).
  • Возвращение национализированных предприятий прежним владельцам, включая корпорацииСША.
  • Переориентация Чили на США во внешней политике.
  • Вооружённый разгром левого движения, прежде влиятельного в Чили, включая социалистовкоммунистовультралевого движения MIR, членов Радикальной партии и левых демохристиан. Прямое физическое устранение и заключение в лагеря лидеров и партийных активистов – что фактически ликвидировало многие результаты активности чилийских «левых» за несколько предыдущих десятилетий.

Политические ограничения после захвата власти военной хунтой оказались беспрецедентными. «Раковую опухоль» «левизны» пытались преодолеть радикальными средствами – ведь многие чилийские крайне правые, включая представителей армейских верхов, ментально уже несколько лет пребывали в состоянии войны со своими идеологическими противниками.

Так, уже вскоре прихода к власти члены хунты выступили с заявлениями по телевидению, проясняющими их основные цели и методы их реализации. Симпатизировавший нацизму Густаво Ли, возглавлявший военно-воздушные силы, заявил, что хунта «искоренит рак марксизма» в Чили. В свою очередь, Аугусто Пиночет, командующий вооруженными силами и глава хунты, объявил, что работа конгресса приостанавливается «до дальнейшего уведомления». Утвердившись у власти, хунта ожидаемо объявила вне закона политические партии Народного единства, несколько позже запретила деятельность всех других партий и ликвидировала Единый профсоюзный центр трудящихся Чили (КУТ). Военные также взяли в свои руки управление университетами (ректоров сменили кадровые военные) и освободили вузовскую среду от «левых элементов» из числа преподавателей и студентов.

В итоге подавление «левых» сил (равно как и любых протестных и оппозиционных настроений) в Чили было системным и беспрецедентным. С целью системного подавления «левой угрозы» в стране официально было введено «осадное положение», предоставлявшее армии и полиции неограниченные возможности для репрессий в отношении реальных и предполагаемых противников нового режима; «осадное положение» сохранялось в течение месяца и после 11 сентября. Количество жертв этой «внутренней войны» составляло, по разным оценкам, от 3225 до 30 тысяч человек, в то время как через пыткам подверглись 38 тысяч человек.

Специальной комиссией под руководством епископа Серхио Валеча о расследовании к августу 2011 года документально установлены были личности 3065 жертв террора. Между тем, деятели хунты выстроили действительно эффективный механизм ухода от ответственности – благодаря подведению всех совершенных представителями режима преступлений под амнистию, объявленную Пиночетом в 1978 году, благодаря которой чилийские суды не рассматривали иски от жертв переворота 1973 года. Были осуждены лишь некоторые наиболее активные и одиозные участники пиночетовского террора — глава репрессивной тайной полиции Мануэль Контрерас, активный участник операции «Кондор» бригадир чилийской армии  Мигель Краснов, бывший  влиятельный сотрудник Дирекции национальной разведки Марсело Морен Брито и некоторые другие.

Международное осуждение диктатуры создавало определенные политические и экономические проблемы – фактически хунта существовала в условиях международной политической изоляции. Политические элиты и руководство католической церкви внутри страны были недовольны сохранением режима диктатуры и продолжающимися репрессиями.

Экономика страны, несмотря на оптимистические декларации, не входила в режим “неуклонного роста и процветания”. В Чили целенаправленно уменьшили зарплаты, сократили количество людей занятых в госсекторе, отменили субсидии для производств. Образование и здравоохранение были лишены государственного финансирования, а дефицит госбюджета покрывался преимущественно за счет кредитов МВФ. В полном соответствии с принципами монетаристской политики  денежная эмиссия была сведена к минимуму (в 1985 г. составила 0,2% от ВВП). Разрыв между богатыми и бедными (в состояние нищеты были отброшены более трети населения), а также социальная дистанция были восстановлены и далее они последовательно увеличивались.

Средний класс Чили, практически «рухнувший» в результате глубокого экономического кризиса, частично восстановил свои позиции в последующее десятилетие – однако так и не стал настолько массовым, каким он мог бы стать в случае проведения разумной и сбалансированной социал-демократической политики. При этом нелегальная деятельность и противодействие со стороны левых оппозиционных партий не прекращались, и в партизанское движение включились не только коммунисты и социалисты, но и считавшиеся более умеренными представители Радикальной партии; с требованиями о политических переменах выступали и представители запрещенной военным режимом ХДП.

Внешнеполитическое давление на Чили последовательно нарастала, и скрыть происходящее в стране властям уже не удавалось. Совокупность этих факторов вынудила Пиночета объявить о начале политических перемен после проигрыша на общенациональном референдуме 1988 года «о доверии».

В конечном итоге, политика Пиночета, нацеленная на осуществление «верхушечной» модернизации и «встраивания» в последовательно дерегулированную и «освобожденную» от протекционизма экономику «избранных конкурентоспособных» – своего рода симулякр консерватизма в форме  антисоциального (а не просто антисоциалистического) ультраправого радикализма, ставящего своей целью затормозить внутреннее социальное развитие (понимаемое исключительно как «восстание масс») и предохранить таким образом позиции избранного элитного слоя, который предстояло интегрировать вместе с лояльными ему социальными группами в формирующееся «глобальное сообщество». Многопартийная демократия (и тем более ее левоцентристская модификация) оказались очевидно лишними и просто опасными для возрожденного (и заметно укрепленного) «кастового порядка» с перекрытием большей части «социальных лифтов».

Так или иначе, чилийским демохристианам потребуется немало времени для оздоровления «консервативной традиции» – с продвижением идеи «просвещенного консерватизма» вместо установок в духе лоялизма и культа силы, внедрявшихся в массовое сознание в годы военной диктатуры.

В то же время «надлом» чилийской политической культуры с ее ярко выраженным «карнавальным» характером – вкупе с копированием голливудских стандартов и «аполитичного мещанства» в качестве идеала – принес свои плоды, и только со сменой поколений постепенно преодолевается укрепившийся за годы военной диктатуры страх, и социальная активность (зачастую в радикальной форме) снова становится атрибутом жизни входящего в жизнь поколения. Подтверждением тому – массовые студенческие выступления 2017 года, закончившиеся восстановлением образовательных гарантий и льгот со стороны правительства. Переоценка и демонтаж «наследия Пиночета» становятся общественно-политической реальностью, и вопрос об образе политического будущего снова стоит на повестке дня.

Последствия пиночетовского правления (в контексте «волны диктатур» 1970-80-х) для «левых» Латинской Америки оказались неоднозначными и многообразными. В частности, благодаря переомыслению драматического опыта Чили в 1980-90-х годов в сознании латиноамериканских «левых» произошел постепенный отказ от революционного марксизма в пользу платформы «демократического» социализма, с одновременным смягчением классовой риторики. С другой стороны, драматическая развязка «социалистического эксперимента» 1970-1973 гг. в Чили способствовала отказу значительной части латиноамериканских «левых» от модели государственного социализма (политики огосударствления) в экономике – со ставкой на «гибридную» модель, использующие рыночные механизмы и эффекты глобализации в целях расшивания узких мест в экономике и в социальной сфере.

Перспективной для латиноамериканских «левых» сегодня видится ставка не столько на партии, сколько на массовые движения с популистской и социально-ориентированной повесткой, нацеленные не только и столько на революцию (пусть и мирную), сколько на углубление социальных реформ. Одновременно произошел и пересмотр отношения «левых» политиков к армии – примером чего может служить новая кадровая политика латиномериканских лидеров «левого» толка (Уго Чавес), которую отныне считается нежелательно сохранять в качестве «изолированной корпорации» или в качестве  инструмента в руках «праворадикальных» или «внешних» сил.

 

***

 

Но существовала ли в Чили альтернатива жесткому противостоянию между «правыми» и «левыми», разрешившемуся в итоге военным переворотом и установлением на полтора десятилетия военной диктатуры?  В качестве такой альтернативы обычно называется так и не состоявшийся альянс умеренной части «Народного единства» с «социально ориентированным» крылом ХДП на платформе широкомасштабных и глубоких реформ в интересах большинства населения страны. ХДП еще до прихода к власти «левой коалиции» предложил своим избирателям социально ориентированную программу в духе «консервативной демократии».

ХДП, считавшаяся проводником идей «просвещенного консерватизма», так и не сумела стать полноценным центром политической системы Чили в переломные для страны 1970-е годы из-за противоречий внутри самой партии, когда условная «линия Фрея» взяла верх над условной «линией Томича», а предполагаемая «центристская альтернатива» традиционным «правым» консерваторам и «левым»  так и не была сформирована – хотя определенные политико-идеологические предпосылки для этого существовали.

Напомним, что в основу идеологии христианско-демократической партии была положена идея «коммунитарного общества» (которая при этом по-разному толковалась представителями разных существовавших в ее рамках течений). «Коммунитаризм» демохристиан был заявлен в качестве альтернативы как либеральному капитализму, так и марксистскому социализму. Согласно этой доктрине, либерализм в конечном счете приводит к глубокой несправедливости и «изоляции личности от ее социального окружения», в то время как марксизм неизбежно означает торжество «государственного принуждения». Выход из ситуации виделся демохристианам в реорганизации общества по принципу общины (с созданием большого числа общин-корпораций в разных областях деятельности). По глубокому убеждению идеологов партии, придание характера общины определенному «предприятию» позволило бы его работникам участвовать как во владении, так и в управлении последним, одновременно ограничивая возможное вмешательство в его деятельность со стороны государства.

Благодаря такому преобразованию, несмотря на сохранение института частной собственности и социального неравенства, наступил бы, по мнению Э. Фрея, конец «глубокому классовому конфликту, присущему нашей нынешней общественной организации». Однако конкретные пути построения «коммунитарного общества» оставались при этом непроясненными – что не помешало демохристианам положить эту концепцию в основу заявленной ими стратегии «третьего пути».

В рамках политической системы Чили ХДП традиционно позиционировала себя как «партия среднего класса», хотя представляемый ею социальный спектр был заметно более широким – среди членов партии и регулярно голосующих за нее избирателей были представители крупного бизнеса (ориентированные на вхождение в мировую экономику), но в то же время большинство ее приверженцев составляли выходцы из средних слоев — представители свободных профессий, технические специалисты, государственные служащие, студенты, мелкие и средние предприниматели, фермеры,  квалифицированные рабочие и сельские арендаторы.

Найти желаемый баланс интересов между представителями всех упомянутых групп и содействовать тем самым эволюционной и глубокой трансформации страны в интересах большинства ее жителей – масштабная задача, так и не решенная окончательно как ХДП в целом, так и представителями различных существовавших в ее рамках течений и направлений. Не смогли найти «золотой середины» между обслуживанием интересов корпоратократии и скатыванием в «левый популизм» ни «строительный олигарх» Эдмундо Перес Сухович, ни покинувший впоследствии ее ряды теоретик радикальной аграрной реформы Жак Чончоль, ни пытавшийся балансировать между различными течениями внутри партии Эдуардо Фрей – отметившийся непримиримой критикой президентского курса Альенде и публичной поддержкой пиночетовского переворота, а в итоге приведший партию к запрету после критики с его стороны «недемократических практик» военной хунты. Ближе всех подошел к решению этой задачи Радомиро Томич – однако отсутствие у него устойчивой поддержки среди партийной элиты и драматизм сложившейся в Чили к лету 1973 года ситуации помешали ему воплотить в жизнь заявленную стратегию.

При этом поднимавшееся «снизу» «левое» движение не воспринималось ХДП ни в качестве партнера, ни тем более в качестве субъекта и главного «проводника в жизнь» подобной политики. Сам Фрей, по его собственному признанию, испытывал накануне президентских выборов 1970 года глубокий шок от самой мысли о возможности прихода на президентский пост политика-марксиста, а незадолго до переворота 1973 года высказывал мысль о возможности остановить наступление «тоталитарной марксистской диктатуры» не парламентским, а исключительно военным путем. Таким образом, расклад сил внутри ХДП и динамичное соотношение идеологических платформ, равно как и развитие политического процесса в Чили (экспансия «левых» сил) не оставляли шанса для перехода демохристиан на платформу «консервативной демократии» – предполагающей проведение социально ориентированных реформ «сверху» по инициативе истеблишмента при активном участии масс «снизу».

Таким образом, «консервативная демократия» в качестве варианта «третьего пути» так и не была полноценно концептуализирована и реализована ХДП, и лобовая конфронтация между стратегией «левой демократии» и политикой «ультраправого реванша» привела к установлению военной диктатуры, которая деформировала чилийские политическую систему и политическую культуру, последствия чего ощущаются страной до сих пор

В то же время, усилившееся в современном чилийском обществе стремление к ревизии наследия Пиночета (не только диктатуру и репрессии, но и Конституцию 1980 года и взятую за основу социально-экономическую модель хунты) подтверждает, что вопрос о поиске новой парадигмы развития (и подкрепляющей ее идеологической платформы) для этой – сравнительно благополучной ныне – латиноамериканской страны далеко не закрыт, и «спектр альтернатив» (обновленных и переосмысленных, включая «консервативно-демократическую») далеко не исчерпан. Главное, чтобы поиск альтернатив не приводил больше к столь драматическим поворотам в истории страны.

_______________________

Наш проект можно поддержать.

Автор: Сергей Бирюков

Доктор политических наук, профессор, профессор Кемеровского государственного университета (Кемерово), директор лаборатории «Центр изучения евразийского пространства» (СИУ-РАНХиГС, г. Новосибирск)

Добавить комментарий